Шрифт:
– Господин Саитама?
– Нет. Вы действительно хотите, чтобы я вам сказал?
– Да!
Он вздохнул:
– На докладной записке подпись мадемуазель Мори.
Меня словно дубинкой по голове ударили.
– Фубуки? Это невозможно.
Мой товарищ по несчастью промолчал.
– Я в это не верю!
– - снова сказала я.
– - Конечно, этот трус Саито приказал ей написать эту записку, - у него даже не хватило смелости донести самому, свои кляузы он отсылает через подчиненных!
– Вы ошибаетесь на счет господина Саито, он угрюм, закомплексован, немного туповат, но он не злой. Он никогда не подставил бы вас под гнев вице-президента.
– Фубуки не способна на такое!
Господин Тенси лишь снова вздохнул.
– Зачем ей это понадобилось?
– - продолжала я.
– - Она вас ненавидит?
– О нет. Она сделала это не с целью повредить мне. В конечном счете, эта история хуже для вас, чем для меня. Я ничего не потерял. Вы же теряете возможность продвижения на очень и очень долгое время.
– В конце концов, я не понимаю! Она всегда по-дружески относилась ко мне.
– Да. До тех пор пока ваша задача заключалась в переворачивании календарей и ксерокопировании правил гольф-клуба.
– Но ведь невозможно, чтобы я могла занять ее место!
– В самом деле. Она этого никогда не опасалась.
– Но тогда почему она донесла на меня? Чем ей грозила моя работа на вас?
– Мадемуазель Мори много выстрадала прежде, чем добиться своего теперешнего поста. Вероятно, она нашла нетерпимым факт вашего повышения по службе после всего лишь десяти недель работы в компании Юмимото.
– Я не могу в это поверить. Это было бы так гнусно с ее стороны.
– Все, что я могу вам сказать это то, что она действительно много, очень много выстрадала во время своих первых лет работы здесь.
– И теперь она хочет, чтобы меня постигла та же участь! Это слишком низко. Мне нужно с ней поговорить.
– Вы действительно так думаете?
– Конечно. Как можно улаживать проблемы, если не говорить о них?
– Только что вы говорили с господином Омоши, когда он осыпал нас проклятиями. По-вашему, все уладилось после этого?
– Что верно, так это то, что если не поговорить, то проблема не решится.
– А мне кажется еще гораздо более верным то, что когда мы говорим, мы рискуем ухудшить ситуацию.
– Не волнуйтесь, я не буду вмешивать вас в эти истории. Но мне надо поговорить с Фубуки. Если я этого не сделаю, я просто взорвусь.
Мадемуазель Мори приняла мое приглашение с удивленно-вежливым видом. Она последовала за мной. Зал заседаний был пуст, и мы обосновались там.
Я начала мягким уравновешенным голосом:
– Я думала, что мы друзья. Я не понимаю.
– Чего вы не понимаете?
– Вы станете отрицать, что донесли на меня?
– Мне нечего отрицать. Я выполнила предписание.
– Предписание было гораздо важнее дружбы?
– Дружба слишком громкое слово. Я бы скорее назвала это "хорошими отношениями между коллегами".
Она произнесла эти ужасные слова с невинно-любезным спокойствием.
– Понимаю. И вы полагаете, что наши отношения смогут оставаться хорошими после вашего поступка?
– Если вы извинитесь, я обещаю все забыть.
– Вам не откажешь в чувстве юмора, Фубуки.
– Это поразительно. Вы ведете себя так, словно вы обижены, в то время, как совершили серьезный проступок.
Я имела неосторожность выдать:
– Любопытно. Я полагала, что японцы отличаются от китайцев.
Она посмотрела на меня, не понимая. Я снова сказала:
– Да. Доносительство не дожидалось коммунизма, чтобы стать в Китае добродетелью. И даже сегодня сингапурские китайцы поощряют своих детей доносить на своих товарищей. Я думала, что у японцев еще сохранилось чувство чести.
Без сомнения, я задела ее, и это было моей ошибкой.
Она улыбнулась.
– Вы считаете себя в праве читать мне уроки морали?
– По вашему, Фубуки, почему я захотела поговорить с вами?
– Из-за несознательности.
– Вы не допускаете, что я это сделала из желания помириться?
– Допустим. Извинитесь, и мы помиримся.
Я вздохнула.
– Вы умная и утонченная. Почему вы делаете вид, что не понимаете?
– Не будьте претенциозны, понять вас очень легко.