Олди Генри Лайон
Шрифт:
Сульпиций смотрел хмуро.
5
У Никанора Семеновича не один кабинет, а целых два. Большой -- для общего разноса, и маленький -- для разноса индивидуального. Кто-то недавно уточнил: для групповухи и для интимного секса. Да, пожалуй. Интересно, с какой позы начнет? У меня три дела и все, считай, висят. Так что интим мне обеспечен. Наверное, начнет все-таки с Молитвина. Похоже, шум архары подняли преизрядный.
Попробовала на всякий случай рекомендованный сослуживцами "Заговор от выговора". Простой, как швабра: по дороге к начальству вышеупомянутое название следует повторить восемнадцать раз подряд, и как можно быстрее.
На седьмом разе я сбилась, закашлялась и отчетливо поняла: проблем не миновать.
Секретарша взглянула на меня томными глазами и колыхнула крутым бедром в сторону левой двери. Значит, в "малый"; следовательно, разнос будет индивидуальный, как и предполагалось. Пожаловаться, что ли, с порога на ночной потоп? Может, посочувствует? Ведь не зверь же он, в конце концов!
– - Эра Игнатьевна? Прошу, прошу, садитесь сюда, в это кресло, здесь удобнее...
Я переступила порог -- и поняла, что мой стратегический план оказался бесполезен. Более того, запахло чем-то знакомым. Дерьмом? Да, пожалуй, но только очень уж дерьмистым.
– - Что это вы такая бледная? Переработались? Ай-яй-яй!
– - Это пудра!– - сообщила я, надеясь осадить его медоточивость, но Никанор Семенович лишь одарил меня очередной улыбкой и величественно опустился в кресло. Кресло под стать начальнику -- и начальник под стать креслу. Какой-то поэт прошлого века что-то писал о "телес десятипудовиках"...
ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...
Зря говорят, что толстяки добродушны! Маленькие бесцветные глазки тонут в трясине гладких, словно не ведавших бритвы, щек, уголки толстых губ приподняты в "вечной" усмешке -- но не дай Господи поверить в эту доброту! И хитер! Как хитер, толстяк! За пять лет схарчил трех замов, сейчас догрызает четвертого. Так и кажется, что под жиром, словно под броней, прячется кто-то другой -- худой, жилистый, не любящий улыбаться...
А еще у него потные ладони -- противно руку пожимать.
Вот он какой, прокурор города Никанор Семенович...
– - Комплимент хотите?
– - Еще один?– - не утерпела я.– - Только не по поводу внешности!
– - Внешности?– - начальство соизволило хмыкнуть.– - Эх, мне бы годков двадцать сбавить...
Ну это он, положим, врет! Недаром секретарш коллекционирует...
– - Предупреждаю -- комплимент грубый, зато в точку. Был я с утреца в мэрии, и там, знаете, вас вспоминали. Бажанов, который новый шеф Хирного, поинтересовался (уж извините, Эра Игнатьевна!): кто это вас трахает? Хирный пояснил, что это вы всех трахаете...
Смеяться? Еще чего! Обидеться? Нет, не стоит. Хамство, конечно, зато из первых рук.
Значит, поминали...
– - И кого я трахнула на сей раз?
– - Ну что вы, Эра Игнатьевна! Это я так, к слову...
Значит, к слову. То есть вполне достаточно мне знать, что моей скромной персоной заинтересовался начальник УВД вкупе с новым заместителем мэра. Бажанов?.. Ну конечно, он же курирует все силовые, в том числе ОМОН!
Так-так... тут из подворотни -- таракан...
Между тем начальственная улыбка начала медленно сползать. Щеки обвисли, глазки спрятались за складками, послышался тяжелый вздох. Все, мед кончился. Сейчас пойдет иной продукт.
– - Выпить хотите?
Ого! В этом кабинете пить мне еще не предлагали. Я взглянула на говномер и поняла, что он зашкаливает.
Ответа Никанор Семенович ждать не стал. Грузно приподнявшись, направился к шкафу, послышался возмущенный скрип потревоженной карельской березы. Вспомнился Ревенко. У того в шкафу водка. А у этого?
– - Вы, насколько мне известно, крем-ликер пьете? Или лучше банановый?
Разведка заложила точно, хотя в этой конторе крем-ликер ни с кем пить еще не приходилось. Интересно, кто стукнул?
– - А может, господин прокурор города, лучше водки? "Зусмановки" или "Столпер-Плюс"?!
Он замер, затем укоризненно покачал головой:
– - Водки?! Нет у меня водки, Эра Игнатьевна! Коньячку налить?
Коньяк был подан в стакане; правда, в хрустальном. На закуску -сиротливый ломтик лимона -- я даже не взглянула. Пусть сам "николашку" потребляет.
– - Ну, стало быть, вздрогнули, Эра Игнатьевна! И давайте без "господ прокуроров". Разговор у нас будет душевный, можно сказать, интимный...
Кажется, мне предлагали раздеваться.
Коньяк оказался хорош, но больше ничего хорошего не предвиделось.
– - Вы с Ревенко говорили?
– - Говорила.
Началось! Сейчас спросит о рапорте, который я еще и не собиралась писать...
– - Рапорт составили?
Соврать? Ну уж нет!
– - Никанор Семенович! Рапорт я не составила, но...
– - И не надо.
Думаю, выражение моего лица ему понравилось. Пухлые губы вновь расцвели улыбкой.
– - Да-да, любезнейшая Эра Игнатьевна, забудьте! И о деле Молитвина забудьте! Да и нет, собственно, никакого дела. И не было. И не будет.