– Я бы не заикалась, если бы ты не набрасывался на меня по любому поводу.

Он вскинул тяжелую темную бровь, казалось, совершенно расслабился, вид у него был самый безмятежный. Эта неуязвимость дразнила ее, она только и думала, как бы вывести его из равновесия.

– Неужели? – спросил он.

– Ты отлично знаешь, что это правда. – Она пристально вглядывалась в жесткие черты его лица. Оно было напряженным от усталости, и только посторонний мог этого не заметить.

– Ты очень устал, да? – вдруг участливо спросила она.

– Смертельно, – признался он, глубоко затягиваясь дымом сигареты.

– Тогда почему ты не лег спать? Он помолчал.

– Не хотел портить тебе вечер. Знакомая нежность родного голоса чуть не заставила ее расплакаться, и она отвернулась.

– Значит, все в порядке.

– Нет, не в порядке. – Он стряхнул пепел в урну, стоявшую у кресла, и тяжкий вздох вырвался у него из груди. – Кэт, я только что порвал с одной особой. Эта глупая женщина надоела мне до смерти, и, когда ты сказала то, что сказала, я сорвался.

Он пожал плечами.

– В последнее время у меня сдают нервы, иначе бы я просто расхохотался. Она слабо улыбнулась.

– Ты… ты любил ее? – мягко спросила она. Он рассмеялся:

– Да ты еще ребенок! Разве обязательно любить женщину, чтобы пустить ее в свою постель?

Густой румянец выступил у нее на щеках и залил лицо и шею.

– Не знаю, – призналась она.

– Нет, – сказал он. Улыбка померкла. – Я понимаю, что тебе это неизвестно. В твоем возрасте я тоже верил в любовь.

– Ты циничен.

Он раздавил в пепельнице сигарету.

– Каюсь. Я пришел к выводу, что для секса не нужны эмоциональные шоры.

Она смиренно опустила глаза, стараясь не замечать странной гримасы веселости, исказившей его лицо.

– Ты шокирована, Кэт? – продолжал издеваться он. – А я считал, что эта история с Харрисом сделала тебя взрослой.

Их взгляды встретились. Глаза Кэтрин вспыхнули от ярости.

– Нам непременно нужно начинать все сначала? – спросила она.

– Нет, если этот урок пошел тебе на пользу. – Его взгляд снова уперся в ее вечернее платье. – Хотя я в этом сомневаюсь. У тебя есть что-нибудь под этой проклятой ночной рубашкой?

– Блейк! – взорвалась она. – Это не ночная рубашка.

– Выгладит точно так же.

– Это такая мода! Он сразил ее взглядом:

– Я слышал, что в Париже нынче в моде открытые жилетки, а под ними – ничего. Она сердито встряхнула волосами.

– Живи я в Париже, я бы носила такую, – выпалила она.

Он только улыбнулся:

– В самом деле?

Он опять не отводил глаз от ее корсажа, и пристальность его взгляда пробуждала в ней незнакомые прежде ощущения.

– Интересно бы поглядеть.

Она стиснула руки на коленях, чувствуя себя обманутой и побежденной.

– О чем ты хотел поговорить со мной, Блейк?

– Я пригласил кое-кого погостить у нас. Она вспомнила о Лоренсе Доноване и своем приглашении и едва удержалась от восклицания.

– Ах, так! И кто же к нам пожалует?

– Дик Лидс и его дочь Вивиен, – объявил он. – Они приедут погостить на неделю или около того, пока мы с Диком не распутаем эти профсоюзные дела. Он глава местного отделения, которое доставило нам столько неприятностей.

– А его дочь? – спросила она, ненавидя себя за любопытство.

– Сексапильная блондинка, – задумчиво произнес он.

– Как раз в твоем стиле, – съязвила она. – Главное, сексапильная.

Он молча наблюдал за ней. С таким самодовольным видом! Блейк, ее взрослый, заботливый опекун! Ей хотелось чем-нибудь швырнуть в него.

– Надеюсь, ты не приставишь меня к Мод, чтобы развлекать их. Потому что я тоже жду гостей.

В его глубоких глазах загорелись сигналы опасности.

– Каких гостей? – быстро спросил он. Она гордо подняла подбородок:

– Лоренса Донована.

Что-то загорелось и взорвалось под его вскинутой бровью.

– Только не у меня в доме, – заявил он категоричным тоном.

Голос был таким твердым, что им, казалось, можно было резать алмаз.

– Но, Блейк, я уже пригласила его! – захныкала она.