Сижу, пью чай, любуюсь молодой американкой.

Был на почтамте в смутной надежде поймать Катю, но, как и следовало ожидать, Катю не поймал.

Москва по-прежнему неуютная.

"В муках рождается новый мир".

Спать хочется.

Предыдущую ночь спал два с половиной часа. А перед тем несколько ночей тоже недосыпал. Сознательно.

Без десяти два.

В буфете со столов убрали скатерти, и люди спят, положив головы на грязные доски.

Пьют чай в стаканах без блюдечек. Напоминает девятнадцатый год. Ярославль, Рыбинск, ст. Лютово...

Болел зуб. Сейчас, слава богу, утих.

Американка познакомилась с молодым американцем, этаким киногероем, вроде... не скажу вроде кого, не вспомнить.

Их много таких.

В белом клеенчатом пальто, в широкополой шляпе.

* * *

Может быть, она и не американка. Нет, американка. Кричит на весь вокзал.

Привела отца, седого, морганистого, пирпонтистого, но еще здорово крепкого господина из Сан-Франциско. Только, пожалуй, этот чуть-чуть повыше, чем тот господин.

Познакомила отца с фрайером. Отец долго тряс фрайеру руку.

Молодые ушли.

Старик поблескивает золотым пенсне. Лицо красное. Волосы серебряно-белые.

Боюсь, как бы не хватил и этого господина удар.

Чего они лезут в Эсэсэсэр?

Сегодня из-за них чуть не остался без билета.

* * *

Впрочем, кто его знает, может быть, старик тоже не американец. Может быть, он Макдональд{275}. Похож на Макдональда.

Курит, конечно, трубку.

Слева сидит Мейерхольд{275}. Похож на Мейерхольда.

У меня все люди похожи на кого-нибудь. Только Зощенко ни на кого не похож. И на него нет похожих.

* * *

Видел на Рождественке негра. Этакий солидный негр.

Купил книгу немецкого психиатра Молле "Пророчества и ясновидения". Этакая "разоблачающая" книжица.

К американцу пришел шофер. Присел, стал что-то говорить. Старик засуетился, вынул бумажник, стал совать ему деньги. Тот не взял: "Но, Но". Говорит: пора ехать. Ждать не могу. Морган в восторге: "Русский отказывается от денег!" Угощает его папиросами "Люкс". Шофер снял свою кожаную перчатку, взял деликатно папироску, закурил, затянулся, встал и протянул миллионеру руку.

Тот руку пожал. Потом вскочил, похлопал парня по плечу.

Небось будет писать или рассказывать о "прекраснодушии и бескорыстии" русских.

Ну, и правильно.

Откуда я взял, что он миллионер? Может быть, он Вандервельде. Или профлидер какой-нибудь.

Черт их знает, этих иностранцев!

Пришел 28-й поезд.

Молодые не возвращаются.

Зал опустел.

Миллионер сидел, сидел и захотел пить.

Подошел к буфету, знаками попросил чаю. Буфетчица налила.

– Ложку, - попросил он, помешав в воздухе пальцем.

– Возьмите, - буркнула она и показала на груду мокрых, почему-то лоснящихся, неаппетитных ложек. Морган взял ложечку, подцепил двумя пальцами стаканчик и пошел к своему месту.

Смешно очень.

* * *

Какое-то революционное настроение: попили нашей кровушки. Не мальчики вам стаканы носить. Сами поносите.

* * *

Жалким выглядел господин из Сан-Франциско в своих кремовых ботинках, в мятом костюме.

* * *

Следующий день (6.IX.30).

В четыре часа утра в буфет пришел носильщик и объявил:

– Международный вагон двадцать второго поезда подан. Занимайте места.

Я побежал, думая, что уже отправляется поезд.

Миллионер, не поняв русской речи, продолжал сидеть, сжимая в руке зеленоватый граненый стакан с чаем.

Вагон я с трудом нашел. Он был прицеплен почему-то к 28-му поезду.

В пять часов утра поезд ушел. Но так как до пяти часов утра не явилось четверо пассажиров, наш вагон отцепили и 28-й поезд ушел без нас.

В нашем купе - трое. Кроме меня два молодых "спеца". Кажется, ленинградские инженеры. Один - коротышка - очень горячий и смешной.

* * *

Американца в шестом часу утра привел какой-то сердобольный человек. Оказывается, Вандервельде все сидел и сидел в буфете за стаканом холодного чая, помешивая его грязной ложкой.

Уморительная сцена произошла у него с проводником.

– Где ваши вещи?
– спрашивает проводник.
– Багаж! Багаж!
– поясняет он.

Тот сует ему "чеки", квитанции на хранение багажа.