— Нет, подождите… Я его давний друг, я Максим Снегов…

— Неважно, кто вы… — ответила она.

— Подождите, а в чем дело. Как это неважно? Его дома нет, что ли?

— Он умер.

Максим не находил, что ответить. Почему-то он думал только о том, что сейчас незнакомая женщина в его квартире положит трубку. Но она чего-то ждала. Теперь его молчание выглядело затянувшимся.

— Это значит умер, совсем? Вы не пошутили? Мертвый?

— Да… можно сказать, что мертвый.

Максим сообразил, что рано обрадовался хорошему дню.

— Так он живой или…

— Нет, я сказала вам!

У Максима затряслись руки.

— А что случилось?

Женщина молчала, потом сказала кому-то в стороне о полотенцах на кухне, а писатель ждал, думая, что он, наверно, до сих пор не проснулся.

— Пожалуйста, скажите… в чем там дело? Он у меня был позавчера!

— Он сгорел, — сказала женщина. Голос ее стал низким, хриплым, будто у курильщика со стажем. Может быть, из-за сдерживаемого плача. — Он него почти ничего не осталось.

— Пожар?

— Нет.

— Объясните толком! — вскричал Максим.

— Я ничего не знаю, откуда мне знать… мне позвонили и сказали приехать…

— А кто вы?

— Сестра его, старшая…

Максим чуть не треснул себя по лбу за несообразительность. Разумеется, только Валерия могла приехать к нему домой, потому что она единственная близкая родственница Кочнева.

Кажется, она плакала. Максим чувствовал, как приближается шквал паники и вот-вот на него обрушится. Вчера он целый день звонил Кочневу — и тот, вероятно, уже был… сгоревшим?.. Что это за ахинея?

— Валерия? Я вас раньше не видел, но Дмитрий рассказывал… У вас там милиция?

— Да.

— А труп уже увезли? — Зачем я спрашиваю? Писатель обтер потную ладонь о домашние брюки.

— Трупа нет. От него один пепел остался, немного пепла. — Валерия объясняла так невозмутимо, будто обсуждала прогноз погоды на завтра. — Точно не знаю, мне сказали, что опознавать нечего, осталась только одежда…

— А что милиция говорит? Что случилось?

— Ничего не говорит. Я не знаю. — Валерия издала какой-то утробный звук.

Максим закрыл глаза, не в силах представить, что там происходит, и подумал о черной тетради.

— Скажите, мне можно приехать? Сейчас?

— Приехать? — Женщина мало что соображала. — Зачем?

— Ну, я его давний друг, к тому же… я помогу вам чем-нибудь… Вы там одна? Аллы нет?

— Нет, — сказала Валерия. — Ну приезжайте, не знаю, разрешит вам милиция или нет.

— Скажите, они произвели опись вещей?

— Что?

— Ну, опись того, что есть в квартире.

— Не знаю, я не понимаю. Но они спрашивали, пропало что-нибудь или нет, нет ли там моих личных.

— Вы не помните, там есть где-нибудь черная тетрадь, толстая такая, старая, обложка по краям немного истрепана.

Валерия помолчала.

— Нет, не видела.

Максим вздохнул и соврал:

— Вообще-то тетрадь моя. Хочу ее забрать.

— Забирайте, если будет можно.

— То есть, я приезжаю?

— Хорошо…

Он хотел уже положить трубку, но решил спросить еще кое-что.

— А кто обнаружил… ну, что такое случилось?

— Соседка, из квартиры рядом. Она увидела, что входная дверь открыта…

А у порога это…

— А время?

— Соседка… нашла его в половине восьмого утра сегодня.

Максим сглотнул. Не факт, что это произошло утром. Скорее всего, вчера.

Поэтому Дмитрий не отвечал на звонки…

— Ладно, я еду.

Писатель положил трубку и пошел искать свои документы. Если он еще застанет милицию на месте, его обязательно допросят. Вопросов не избежать.

Сгорел? Как это понимать? Люди просто так не сгорают, если не гибнут на пожаре, хотя… Максим вспомнил необъяснимые случаи самовозгорания и недоуменно почесал затылок. Валерия говорила, что трупа нет, а одежда есть.

Нет трупа…

Максим посмотрел на себя в зеркало, висящее в кабинете, и увидел, что от лица отлила вся кровь. Его друг был мертв, превратился… Во что превратился? Внезапный приступ ужаса едва не заставил Максима отказаться от идеи ехать на квартиру Кочнева, но он вспомнил про тетрадь. Идея заполучить дневник самоубийцы казалась привлекательной. Не осознавая этого, Снегов думал о ней весь вчерашний день, а сейчас она манила его и вовсе не казалась омерзительной. Максим не хотел, чтобы тетрадь пропала вместе с вещами, которые потом будут отправлены за ненадобностью на помойку. Снегов решил, что этого не допустит.