Дина понимает, что пройти через это необходимо. Если бы она попала к психиатрам, было бы гораздо хуже, они бы препарировали ее сознание, все разложили бы по полочкам, не найдя вразумительного ответа.

Она пишет и не замечает, что по щекам текут слезы. Открыв шлюзы, Дина не в состоянии закрыть их, пока вся застоявшаяся вода не выйдет наружу.

Пусть Максим не обижается, если для него эта исповедь будет чересчур велика.

Дина впадает в транс и, поставив точку, ничего не выражающим взглядом смотрит в экран. Потом какой-то громкий звук выводит ее в реальный мир. Дина закрывает лицо ладонями и сидит не шевелясь. Сердце тяжело стучит в груди.

По телу проходит напоминающая судорогу дрожь. Дина дышит с трудом, ощущая несильное давление на спину. Мать за дверью что-то произносит. По телевизору опять реклама.

Женщина поднимает руку и проводит ею над макушкой Дины, длинные пальцы сходятся в кулак, дрожат ресницы.

Губы Дины шевелятся, складываясь в некое слово, которое она повторяет без звука.

Уходи, уходи, уходи, уходи… Она вспоминает, как пахнут ожоги. Как-то в детстве она видела у мальчика в подготовительной группе заживающие раны на предплечье. Точно на мясе расплавилась пластмасса. Единственное, с чем можно было это сравнить.

Дина смотрит на монитор сквозь зазор между своими пальцами. Запах горелого, ожоги. Девушка видит черно-синюю полосу на горле и красноту вокруг нее. Удавка глубоко врезается в плоть.

Женщина ступает по ковру, босая ступня давит ворс. Дина поворачивается через плечо.

На голой спине женщины видны проступающие позвонки.

— Дин, ты что? Дин?

Мать наклоняется над ней, заглядывает в бледное лицо.

— А? Нет, нормально, ты вошла, я тебя не слышала… — Дина кашляет.
–

Мам, больше так не делай!.. Не пугай.

— Я тебя звала, ты молчала, — сказала мать.

— Ну задумалась я, ну и что?..

Дина отворачивается от нее и свертывает окно почтовой программы, чтобы мать ничего ненароком не прочитала.

— Что ты хотела?

— …Забыла уже, — проворчала мать. — Я думала, тебе плохо.

— Мне хорошо, — сказала Дина. — Я вообще-то занята.

— Отец не сможет тебя подвезти завтра, ему раньше на работу нужно.

— Пусть едет, я не против.

Мать покачала головой.

— Ну, если что будет нужно, говори…

— Обязательно…

— Почему ты так разговариваешь?

— Магнитные бури.

Мать постояла, переводя взгляд с головы дочери на монитор, а потом вышла из комнаты. Лязгнула защелка. Дина перевела дыхание, провела рукой по лицу. Кажется, мать не заметила слез или просто промолчала, опасаясь влезать не в свои дела.

То существо опять было здесь, рядом, гораздо ближе, чем можно представить. Дина как раз закончила письмо Снегову и думала над тем, не много ли написала. Ощущение вторжения из пустоты было устрашающим, у Дины до сих пор все тряслось внутри. Потом вошла мать — и застала ее во время нового отключения.

Может быть, из-за нее призрак и исчез, нельзя сказать наверняка…

Повторись такое еще пару раз — и вопросы посыплются градом. Но что же делать? Дина не может контролировать этого, никогда не могла.

А почему не могла? Потому что не пробовала? Боялась пробовать? Или все дело в страхе, который не позволяет принимать решения? Когда приходила та мерзкая старуха, Дина оказывалась беспомощной и парализованной, а картины изуродованных собачьих трупов вовсе вышибали из-под нее почву. Ей было только одиннадцать лет, но что может человек в этом возрасте?

Сейчас ей семнадцать, и стоит хорошенько задуматься, сумеет ли она контролировать себя или будет таким же ни на что не способным ребенком, чурающимся людского общества.

Дина обернулась, осмотрела комнату, потом встала и включила верхний свет. Остановилась возле того места, где предположительно стояло привидение.

Стояло? Если эта сущность бестелесна, то она не может стоять!

Да, верно, однако чем объяснить эту вмятину на ковровом ворсе?

Дина склонилась над следом, оставленным привидением, действительно похожим на отпечаток ноги. Пускай он и был нечеткий, но в целом ясно просматривался на ковре. Ничего подобного рядом не было. Положение пятки указывало на то, что кто бы сюда ни ступал, он шел в сторону двери, а до того стоял за спинкой стула.

Я видела ее позвонки, думает Дина. Она была без одежды, как днем. Я схожу с ума…

Дина заставила себя сесть за компьютер, чувствуя поднимающуюся истерику. Возвращались слезы. Отогнать их стоило титанических усилий. Дина написала в письме постскриптум, где поставила свое имя. Раз она поведала Снегову свою главную тайну, надо быть последовательной.

Дина. Глупая подделка «Аид» больше не нужна. Теперь остается ждать его реакции. Получается, Максим теперь единственный человек, на которого она может рассчитывать. Дина, почти не думая, написала в самом конце слово