– - Я остаюсь, -- возразил Коппель-Медведь, -- хочу видеть, что из всего этого выйдет! Если боишься, иди один.

– - Да ведь я за тебя боюсь!
– - застонал Екеле.
– - Я хочу, чтоб ты жил сотню лет, но ты же знаешь, что говорил врач и как у тебя со здоровьем. Вдруг они тебя позовут...

– - За меня не трусь!
– - усмехнулся Коппель-Медведь.
– - Старый черепок иной раз живет дольше нового горшка. Да и что плохого в том, что я наконец освобожусь от тесноты и избавлюсь от нужды?

– - Опять ты за свое!
– - испуганно и возмущенно вскричал Екеле.
– - Ты-то освободишься и избавишься, а что будет со мной, если я вдруг останусь без тебя, да еще надолго? Об этом ты подумал? Хороший же пример верности и братской любви ты мне показываешь!

– - Тихо!
– - крикнул Коппель.
– - Они перестали петь. "Овину малькену" кончилось...

– - Сейчас, -- замирающим голосом пролепетал Екеле, -- они начнут читать Тору... по вызову раввина...

И как только он сказал это, внизу, посреди невидимого собрания, прогремел голос:

– - Шмайе, сын Симона! Вызываю тебя, Мясник.

– - Тот, что держит мясную лавку на Иоахимовской, -- поясняя, прозвучал другой, более высокий голос, словно затем, чтобы предостеречь вызываемых от путаницы.

– - Шмайе, сын Симона! Ведь это же мясник Носек. Я его знаю, и ты тоже, -- сказал Коппель-Медведь.
– - Он немного косоглазый, но очень честно торгует. Всегда точно отвешивает мясо, и у него ни разу не врали весы...

– - Пойдем же отсюда! Я не хочу больше слышать ни одного имени!
– взмолился Екеле.

– - Сейчас он лежит в постели у себя в комнате, -- раздумывал вслух Коппель.
– - Спит, наверно, и знать не знает, что о нем уже все решено и что он во власти ангела смерти. Завтра утром он встанет как ни в чем не бывало и займется своей работой. Пыль мы, дети человеческие, ангел Божий дунет -- и нас уже нет. Как ты думаешь, мы должны сказать Шмайе Носеку, что мы тут услыхали, чтобы он был готов перейти из временного бытия в вечное?

– - Нет, -- решил Екеле, -- этого нам нельзя, мы не уполномочены приносить такие вести. Да он бы нам и не поверил -- сказал бы, что мы ослышались или что обманываем, хотим запугать его. Ведь человек устроен так, что и в худшей беде хочет обресть искру надежды. Пойдем же, Коппель, ведь я не перенесу, если они позовут тебя.

– - Мендла, сына Исхиэля, вызываю я. Ювелира, -- прогремел в это мгновение голос неведомого, который призывал к Торе.

– - Который также покупает и продает жемчуга, поштучно и унциями, -уточнил другой голос.
– - У которого дом и магазинчик на Черной улице.

– - Мендл, сын Исхиэля! Ты призван!
– - еще раз раздался первый голос.

– - Это Мендл Раудниц, -- сказал, едва все стихло, Коппель-Медведь.
– - О нем-то не будет много печали. Жена у него умерла, а с детьми он давно не в ладу. Он очень строгий и суровый человек, и когда по праздникам сидит на своем месте в синагоге, то избегает тех, кто находится рядом. Он никому в жизни не сделал ничего хорошего, да и себе тоже. Может, ему бы и надо сказать, что он призван, пока у него еще есть время помириться с сыновьями.

– - Нет, -- опять возразил Екеле-дурачок.
– - Худо ты знаешь людей, Коппель. Он скажет, что все это неправда, что мы это придумали из злобы и для того, чтобы попугать его. Он все равно никогда не поверит, что это правда, а найдет какую-нибудь ложь и ею утешится. Уж ему-то особенно неохота расставаться ни с этим миром, ни с золотом и серебром в своей лавке. Только к чему ему будет это золото в день или в ночь, когда смерть заберет его прочь?..

Коппель-Медведь недовольно покачал головой. Рифмотворчество было по его части, а работой Екеле-дурачка было придумывать шутки для свадебных забав.

– - Почему только в день или в ночь? Ангел смерти может забрать его и на рассвете, и на закате, и все равно -- из дома или из лавки...

– - Тут ты прав, -- согласился Екеле.
– - А если так: серебро и золото придется отдать, когда смерть прибудет его взять?..

– - "Прибудет взять" -- тоже плохо. Слово "прибудет" тут совсем ни к чему, -- заявил Коппель-Медведь.
– - Вот послушай: злато ему не покажется ценным в день, когда Бог швырнет Мендла в геенну. Правда, лучше звучит?

– - "...Когда Бог швырнет Мендла в геенну". Да, это хорошо и справедливо сказано, -- похвалил Екеле.
– - Но мне говорили, что он собирается жениться во второй раз, этот Мендл Раудниц. Что ж, если мне случится играть на его свадьбе, то, зная, что ему почти не осталось жить, а пора отправляться в геенну, я смогу весьма неплохо пошутить...

– - На ком же он собрался жениться?
– - поинтересовался Коппель-Медведь.

– - Не помню, говорили мне это или нет, -- отвечал Екеле.
– - Но даже если и говорили, так я забыл.