– Разрешите?

Оттеснив девицу плечом, майор Лысков протолкнул в кабинет начальника высокого костистого парня примерно двадцати пяти лет от роду. Пытаясь держаться уверенно, он отчаянно трусил, и это Фокину сразу же бросилось в глаза. По его помятой физиономии и растрепанной прическе можно было догадаться, что ночь он провел без сна. Довольно дорогой пиджак уныло висел на поникших плечах. Почувствовав это, парень расправил плечи и развязно откинул лацканы.

– Ну что ж ты стоишь, как не родной, - доброжелательно улыбнулся Фокин.
– Присаживайся, гражданин Левашов, и будь как дома.

– Почему же гражданин?
– садясь на указанный стул, насильно растянул губы Левашов.
– Кажется, я не осужденный, а значит, товарищ или господин.

– Да бог с ним, товарищ ты или господин, это теперь никакого значения не имеет. Суть-то одна: ты совершил преступление и будешь осужден за оскорбление работников правоохранительных органов при исполнении ими служебных обязанностей и за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью. Ты сломал гражданину Краснову переносицу. Статья сто двенадцатая пункт первый. Сколько ему по ней корячиться, Александр Николаевич?
– спросил он вошедшего Шагова.

– Если постараться, то можно лишиться свободы на три года, а по второму пункту на все пять - это как дело повернуть.

– А тут и поворачивать не надо, он и без нас уже постарался. Нары себе обеспечил. Но это еще не все. Тут в его досье запротоколировано, что он еще и убийством угрожал. Немного, но тоже на пару годков потянет, как ты считаешь, Левашов?

– Да ерунда все это, товарищ подполковник, по пьянке я...

– Краснову от этого не легче, человек, как минимум, месяц не сможет работать.

– А я ему заплачу, я с ним договорюсь.

– Послушай, Левашов, тебе не пять лет от роду! Протоколы составлены, заявления зарегистрированы, а ты мелешь полнейшую чушь.
– Закрывая папку, Фокин словно поставил точку.
– Александр Николаевич, кому доверим вести это дело?

– Дело-то пустячное, там и распутывать нечего. Отдадим следователю Свиридовой, пусть все оформит, а через пару дней направим в суд.

– Отлично, суши сухари, Левашов. Александр Николаевич, вели вызвать конвой.

– Да вы что? Не надо, я прошу вас, а с Красновым я договорюсь, обещаю.

– Поздно, батенька, поздно, - усмехнулся Фокин и изучающе уставился в глаза Левашова.
– Хотя есть у тебя некоторый шанс, но захочешь ли ты его использовать...

– Что за вопрос, конечно захочу, - приободрился парень.
– Что я для этого должен сделать, под какой поезд положить руку?

– Под поезд тебе ложиться не придется, а вот о своих дружках-товарищах, которые в прошлую субботу замочили одного "муфлона", ты нам непременно расскажешь.

– О чем вы?
– побелел, а потом пошел красными пятнами Левашов.
– Не знаю я, о чем вы говорите! Впервые слышу о каком-то "муфлоне". Вы что-то путаете.

– Нет, это ты путаешь уют домашнего очага и жирную котлету с тюремной баландой. Впрочем, каждый получает то, что он хочет, или, как говорят папуасы, каждый кует себя по голове. Чикаться с тобой у нас нет времени. Хочешь на зону - пойдешь на зону, хочешь в тюрягу - пойдешь в тюрягу. Постараемся вытянуть тебя на второй пункт, на пять лет, - вставая с места и подходя к двери, закончил разговор Фокин.
– Светлана, вызови конвой.

– Не надо, - дрожащей рукой Левашов вытер пот, - не надо. Можно я подумаю?

– Нет, красивый, время для твоих размышлений и анализов кончилось. Поднимайся. За тобой уже пришли.

– Подождите... Я не хочу... Я согласен. Блин, но они же меня убьют.

– Не убьют, если ты им сам об этом не доложишь. Нас здесь трое, за Александра Николаевича я ручаюсь как за себя. А ты поручись сам за себя.

– Блин, но потом же будет суд и меня привлекут как свидетеля.

– Твое имя не будет упоминаться ни в одной бумаге, а свидетелей мы найдем без тебя. На этот счет ты можешь быть спокоен.

– Ладно, - громко выдохнув, решился парень.
– В понедельник двадцать восьмого августа, ближе к вечеру, я сидел в баре-кафе "Зеленый змий", сидел один и потихоньку дул пиво, запивая его водкой. Мне было нормально, и компании я не искал. Они подошли и сели за соседний столик. Их было четверо. Двоих я знал. Это был Пастух, в смысле Толик Пастухов, и его подруга Динка. Ее фамилия вроде бы Давлятова. А двух других пацанов я не знал, хотя мне кажется, что я их где-то когда-то видел.