– Ее дочь - неужели все это она вытворяет при ней?

– Нет, до этого она еще не докатилась, поэтому дочку отселила к бабке. Иногда она ее забирает, но нечасто и ненадолго.

– Отлично. Ты мне позволишь воспользоваться своей лоджией в тех же, знакомых тебе целях?

– Да, если расскажешь зачем.

– Вчера, под вечер, убит на собственной даче ее отец и мой хороший знакомый.

– И ты подозреваешь ее? Она об этом знает?

– Она об этом знает и обвиняет меня. Но это личная антипатия.

– Хорошо, ты меня уговорил. Иди разнюхивай, только меня в это дело не вмешивай.

С Ольгиной лоджии, если заглянуть за смежную стену, Шурочкин притон просматривается вполне удовлетворительно. То есть он бы так просматривался, будь он хоть как-то освещен. Сейчас же в темных холодных окнах, ведущих в квартиру, стояла полная неизвестность. Мне захотелось уменьшить степень ее полноты. Пока Ольга хлопотала на кухне, я перебрался на Шурочкин балкон. Дверь, что вела в комнату, оказалась закрыта на шпингалет, который не слишком рьяно сопротивлялся моим усилиям. Я стоял в полутемной спальне, размышляя, стоит или нет включать свет, чтобы качественнее произвести обыск. Решив, что стоит, я двинулся на поиски выключателя. В это время во входной двери повернулся ключ. Перебраться в Ольгину квартиру я бы уже не успел. Большой встроенный шифоньер находился рядом. Летучей мышью я забился в его нафталиновое нутро, проклиная себя за авантюризм. Если Александра обнаружит меня, а рано или поздно так и будет, она поднимет шум на всю Европу, заодно повесив на меня убийство папаши.

По приглушенным голосам я понял, что вошедший человек не один. Пришедших было по меньшей мере двое. Невольно я отодвинулся поглубже вовнутрь шкафа. Рука наткнулась на что-то непонятное, но уже страшное. Постепенно моя рука пришла к неутешительному выводу, что она ощупывает глаза, нос и губы. Это было бы полбеды, не будь эти органы такими безнадежно-податливыми. Отличное соседство ты завел, господин Гончаров, все-таки нужно быть осмотрительнее. Интересно, кто же решил разделить мое одиночество в шкафу? Бесспорно, это женщина и, кажется, хозяйка дома. И вероятно, сюда она залезла не по собственной инициативе. Обычно, когда помирают собственной смертью, находят более подходящее место. Значит, ее убили. Потрясающее умозаключение, господин Гончаров.

Незваные гости тем временем переместились в спальню, что-то целенаправленно разыскивая. Уж не то же ли самое, что и я? Голоса их стали доноситься четче, и я невольно прислушался, стараясь отыскать в них знакомые нотки.

– Ну куда она могла их засунуть? Не забрала же с собой?

– Включи свет. Посмотри на бельевой полке, а я ошмонаю трюмо.

После пятиминутной возни огорченный голос вновь пожаловался:

– Нету их здесь, Стас, а что у тебя?

– Тоже пусто. Шеф будет недоволен. Если в шифоньере ничего не найдем, то сливай воду, мой задницу.

Они двинулись к месту моего укрытия. Что они предпримут в случае моего обнаружения? Голоса их я слышал впервые. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, возможно пытаясь ошарашить, напугать их, я в самую последнюю минуту вытолкнул труп, он как манекен вывалился наружу. На секунду в спальне воцарилась тишина.

– Ни хрена себе подарочек! Валерка, это же хозяйка.

– Кажется, да. Но шеф сказал, что она уехала.

– Шеф сказал, шеф сказал. Валерка, он же нас подставил, мокруху приклеить хочет, а насчет бумаг лапшу вешает! Дергаем-ка отсюда, пока не поздно. Мне за него срок мотать не в жилу.

– Давай, только цацки прихватим, тут их до едрени фени, а бабе они уже не нужны. Еще надо печатки стереть. Ты помнишь, что лапал?

– Помню, только ничего брать не будем, с цацками можно в дерьмо вляпаться. Дверь закрывать не будем, а ключ выбросим.

– А что мы ему скажем? Он же три шкуры с нас сдерет. Лучше расскажем правду.

– Посмотрим, давай поскорее отсюда.

Стараясь не потревожить усопшую, два незадачливых сыщика покинули квартиру. Покинув свое убежище, я при свете осмотрел труп. Во-первых, это действительно была моя незабвенная Шурочка, убитая, по моим подсчетам, еще утром. Во-вторых, убили ее древним и тривиальным способом, посредством колготок, крепко, в виде галстука вывязанных на ее хамоватом горле. Предоставив ей заниматься своими неземными делами, я отправился изучать квартиру, надеясь найти то, что теоретически могло в ней находиться. И в этом я преуспел без труда. Фирменные ботинки сорокового размера и рыжая кроличья шапка. Что и требовалось доказать, если, конечно, их не подбросили недавние визитеры.

Сколько я ни старался, искомых бумаг не нашел. Поставив шпингалет на место и протерев возможные следы, я позвонил в пятую квартиру.

– Ну и как ты провел время?
– язвительно поинтересовалась Ольга. Надеюсь, продуктивно? Честно говоря, я тебя уже не ждала. Ушел через лоджию, а возвращаешься через дверь, чем это объяснить?

– Тем, что твоя соседка мертва и мне пришлось коротать с ней время в платяном шкафу, пока двое неизвестных проводили у нее шмон.

– Все-то ты врешь, Котяра бессовестный. Наплел с три короба о том, что ее отец мертв. Я звоню его жене, выражаю соболезнование, она называет меня круглой дурой и передает трубку самому Виктору Ильичу. Тот, естественно, интересуется, через какие источники до меня дошла информация о его трагической смерти.

– Ольга, ты в своем уме? О каком Викторе Ильиче ты говоришь? ошарашенно спросил я.
– При чем тут вообще...

– Виктор Ильич Стельмах, да будет тебе известно, является родным отцом Александры. И он в данное время находится в полном здравии, кушает водку и смотрит телевизор.

– Какая-то чушь. Убит Глеб Андреевич Чистов, родной отец Шуры.

– Тогда ты плохо осведомлен. Чистов только ее отчим.

Господи, каким же идиотом надо быть, чтобы не догадаться о некоторых странностях и совпадениях в этой истории. Пелена непонимания стала проясняться. Еще не совсем, но надеюсь, в этой пятилетке я поумнею совершенно и окончательно.