– Тебя как зовут, земеля?

– Да пошел бы ты...

– Похоже, идти придется тебе, причем по этапу.

Я задумчиво смотрел на его сильные волосатые руки, прикидывая, мог ли он убить. Перехватив мой взгляд, он отряхнул и проверил ладони. Забеспокоившись, спросил:

– Чего ты такое несешь? Ты что на меня так смотришь?... Ну, Валентином меня зовут, что дальше?

– Скажи, Валентин, кем ты раньше работал?

– А тебе -то какое дело? Чокнулся, что ли? Ну, шофером работал, потом механиком, и что из этого?

– Ты зачем Валеру грохнул?

– Тю-ю-ю, обалдел, что ли? Никак, молочка из-под бешеной коровки перебрал? Или головку с непривычки напекло?

– Пойдем со мной.
– Болевым приемом я решительно взял его за руку и, подведя к открытой двери страшной комнаты, предупредил: - Внутрь не заходи.

– Ой, мамочка, да кто ж его угробил? Мамочка родненькая, та шо ж делать-то?

Мужик то ли притворялся, то ли действительно готовился грохнуться в обморок, не знаю, но на всякий случай я вывел его на улицу и налил полстакана водки.

– Так я ж не пью.
– Слабо сопротивляясь, он выпил зелье и сполз на ступеньку.
– Кто ж его так, а? Может, ты сам? А что, пришел, зарезал и ко мне. Небось хочешь все на меня списать, рожа уркаганская? Не выйдет!

– Не говори глупости, ты же видел, что кровь на груди уже запеклась, значит, убили его самое позднее полчаса назад, а то и раньше.

– Верно, но кто же тогда?

– А вот это ты мне и расскажи. Кто к нему приходил, кто уходил, с кем он ругался, в общем, расскажи все.

– В том-то и дело, что никто не приходил и никто не уходил, я с утра у плиты, мне же все видно; кроме моей Людки, никто не заявлялся. А она к ним вообще не заходит. Выходит... выходит, что... его убила Федоровна, так? А больше некому.

– Спокойно. Расскажи, что они сегодня делали после того, как я ушел?

– Что делали? Да то же, что и всегда. Сначала напились, а потом ругаться начали нецензурно, то есть матом.

– Долго ругались?

– Нет, не очень, минут двадцать. Ну а потом подрались и угомонились. Минут через десять Федоровна залезла на чердак и все вообще стихло.

– Когда это было?

– Часа два назад. Да что тут думать, это она его замочила, козе понятно.

– Козе и тебе это может быть и понятно, а вот мне нет. Скажи-ка, может ли женщина весом в сорок килограммов и с воробьиной силенкой завалить стокилограммового мужика?

– Так он, наверное, спал.

– Но ты же сам говоришь, что видел, как она поднялась на чердак.

– Так что из того, она могла спуститься и залезть в дом через окно. Да что мы гадаем, давай разбудим ее и спросим, от неожиданности она сразу расколется.

– Нет, не надо, пусть спит.

– Почему это?

– Потому. Ладно, иди зови милицию.

– А почему сразу я, у меня пирожки сгорят. Иди и зови.

– Изволь, только я подумал, что лучше это сделать тебе, и знаешь почему?

– Почему?

– В момент убийства в доме было трое. Убитый, его жена и ты. Как думаешь, кого заподозрят в первую очередь? Правильно, в первую очередь заподозрят тебя, но ты выиграешь несколько баллов, если первый заявишь об убийстве.

– Логично, будь по-твоему, я побежал, присмотри за пирожками, а то собаки сожрут.

Нелепо подкидывая задницу, он ушел, а я, тихонько поднявшись по лестнице, заглянул на чердак. Распластавшись на старом диване, моя "немка" безмятежно и счастливо посапывала, улыбаясь во сне. Примерно это я и ожидал увидеть. Нет, хоть вы меня режьте, но к убийству она не имела ровно никакого отношения. Я вполне допускаю, что в принципе убить она могла, но только не так. Доведенная до крайности, в припадке ярости, она, скорее всего, стукнула бы своего ненаглядного чугунной сковородой по головушке, но так расчетливо и хладнокровно - нет. Да и спит она как младенец. Это хорошо, пусть спит. Будить я ее не собираюсь. Мне очень важно, чтобы менты сами видели ее реакцию. Особа она экспансивная, и когда узнает, что ее ненаглядный Лерочка зарезан, как заурядный хряк, то наверняка и непритворно устроит грандиозную истерику, что в итоге сработает на нее. А пока еще не прибыла наша бравая милиция, мне неплохо бы потолковать и с живущим напротив греком. Вполне возможно, что Валентин, увлеченный своими постряпушками, не обратил внимания, когда кто-то незаметно проскользнул в дом, сделал свое грязное дело и так же незримо исчез.

Георгий Какоянис держал мелкую торговлю прямо во дворе дома; на мой вопрос, не приходил ли кто-нибудь в дом напротив в мое отсутствие, он ответил:

– Нет, кроме квартирантки Люды, я никого не заметил, а она заскочила буквально на секунду, бросила пустые корзины и, подхватив полные, тут же убежала назад. Можете мне верить, сижу я неотлучно с самого утра и прекрасно видел, когда вы уходили на пляж, но в чем дело? У вас что-нибудь украли?

– К сожалению, да, и очень много.

– Извините за нескромный вопрос, а что именно?