Запертый в потайной келье, граф Бертран запрокинул голову и расхохотался над гостьей. В следующее мгновение им снова овладел гнев. Довольно глупостей, женщина. Шутить не время. Покажи мне, как открывается дверь в стене.

– Дверь открывается только снаружи, - отозвалась незнакомка.
– Разве ты сам еще не убедился в этом?

Граф заглянул ей в глаза; ни у кого прежде не видел он подобного взгляда.
– Кто ты?
– снова спросил владелец замка.

– Я уже сказала тебе, - отвечала гостья, - Я - Смерть.
– И на этот раз граф поверил ей.

– В книгах, что пишут монахи, я видел изображения Смерти, - задумчиво проговорил он.
– Как правило, это - скелет с короной на голове и с серпом в руках.

– Каждый изображает меня так, как представляет сам, - отозвалась Смерть. Владелец замка не ответил, и она продолжила, - Я пришла за тобой, граф Бертран. Через несколько часов ты умрешь.

Граф замолчал. Ему вдруг стало холодно; не спасало даже отороченное мехом платье алой парчи.
– Почему я должен умереть?
– спросил он наконец.

– Можешь ли ты привести хоть один довод в пользу того, чтобы сохранить тебе жизнь?

– Я не хочу умирать.

– Это не довод, - ответствовала Смерть.
– Какое мне дело до твоих желаний?

– Я слишком молод, чтобы умереть.

– Умирали многие и помоложе тебя. Это не повод, чтобы сохранить тебе жизнь.

Владелец замка высокомерно вскинул голову.
– Я - граф Бертран, объявил он.
– Я - лорд этого замка и окрестных земель.

– И это не довод, - отвечала Смерть.
– У тебя есть двоюродный брат, человек добрый и кроткий. И он, и его юная красавица-жена пользуются всеобщей любовью. Все охотно признают его лордом замка и повелителем окрестных земель.

Граф замолчал.

– Ты сам видишь, - сказала Смерть, - нет такой причины, по которой следовало бы сохранить тебе жизнь.

– Неправда, - отвечал граф.
– Я уверен, что причина есть, только она не приходит мне на ум. Несправедливо допрашивать меня сейчас, когда я в положении столь отчаянном. Дай мне время, верни мне свободу, и я приведу тебе достаточно доводов.

– Ни тебе, ни другим, размышляй вы хоть сотню лет, не удастся измыслить причины, по которой следовало бы сохранить тебе жизнь.

– Ты лжешь, - фыркнул граф.

– Давай заключим сделку, - предложила Смерть.
– Я предоставлю тебе свободу до того мгновения, как пропоет петух; мы вместе выйдем отсюда. Если до рассвета в замке отыщется хотя бы один человек, что приведет хотя бы один-единственный убедительный довод в пользу того, чтобы сохранить тебе жизнь, я одна возвращусь туда, откуда пришла. Но если такого человека не найдется, тогда завтра владения твои перейдут к другому хозяину.

– Я принимаю вызов, - отвечал граф, и тут же оказался в пиршественном зале замка, рядом с той, что называла себя Смерть. Над возвышением в дальнем конце залы горел одинокий светильник; огонь в очаге давно потух.

Граф жадно вдохнул свежий воздух, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Он подошел к очагу, подул на тлеющие угли и подложил дров; пламя послушно взметнулось вверх, и владелец замка протянул к огню замерзшие руки. Он заметно приободрился.
– Сам ли я стану проводить испытание, или ты пойдешь со мной?
– спросил он, обернувшись к Смерти.

– Ты полагаешь, твои слуги осмелятся сказать тебе правду? усмехнулась Смерть.
– Нет, вопрос задам им я.

Граф Бертран пожал плечами.
– Как угодно.

– Сейчас полночь, весь замок спит, - проговорила Смерть.
– Я призову сюда всех по очереди. Они явятся, погруженные в сон, и увидят и услышат только меня. Они станут говорить, не таясь, а поутру забудут обо всем, как забываются ночные кошмары.

Смерть поднялась на возвышение, уселась в кресло графа, опустив холодные, как лед руки, на резные подлокотники.
– Первым будет Хэмфри, твой управляющий, - объявила она.

Граф стоял у возвышения, прислонившись к стене, и удивлялся, отчего так колотится его сердце. Спустя несколько минут дверь в противоположном конце зала открылась и вошел Хэмфри. Он направился прямиком к подножию возвышения, и выжидательно замер, словно за ним посылали: много раз доводилось ему стоять вот так перед графом, и Бертран с трудом верил, что Хэмфри и впрямь погружен в сон.

– Хэмфри, - проговорила Смерть, и голос ее прозвучал негромко и участливо, - если бы господин твой завтра умер, стал бы ты горевать?

– Нет, не думаю, - отвечал Хэмфри.

– Можешь ли ты привести хоть один убедительный довод в пользу того, чтобы сохранить ему жизнь?

Старик на мгновение задумался, а затем медленно заговорил.
– Долгие годы я преданно служил старому графу, его отцу; когда же старый граф умер, я плакал, ибо он был добр и великодушен. Но сын его Бертран жесток и несправедлив, худшего господина в целом свете не сыщешь.