Они были люди обстоятельные и дорогой вакцины не жалели. Объедки возле их кухонь были таковы, что даже французы не рискнули бы назвать их объедками. Попался ты американцу в гости, он сразу кокает на сковородку десять яиц (именно десять - ни больше, ни меньше). На "черном рынке" Мурманска уже появились новые продукты - заокеанские...

...Каратыгин собирал у себя мурманских "аристократов".

Одни говорили:

– Будет файвоклок...

Другие говорили иначе:

– Будет вечерний раут, как у дипломатов...

Зиночка была в шелковом платье, в длинных, до локтей, перчатках. Гостей она встречала в тамбуре своего вагона, заставленного ящиками со жратвой. Мишка Ляуданский теперь для фасона пенсне раздобыл; пенсне он снял и руку Каратыгиной поцеловал:

– Весна, Зинаида Васильевна! Время любви...

– Входи, входи, - говорил Каратыгин, растопыривая руки.

Посреди вагона уже накрыт стол. Тоненько торчат, навстречу веселью, узкие горлышки бутылей. Вспоротые ножом банки обнажают розовую мякоть скотины, убитой в Техасе еще в конце прошлого столетия: теперь пригодилось - Россия все слопает...

– Так, - сказал Мишка Ляуданский, потирая над столом руки.
– Эх и хорошо же мы жить стали!

– Да уж коли американцы ввязались, значит, не пропадем. Англичане не тароваты, больше сами норовят сделать да слопать. У французов даже мухи от голода не летают. А вот американцы, они, как и мы с тобой, люди широкие!

Из тамбура вдруг нехорошо взвизгнула милая Зиночка.

– Постой, - сказал Каратыгин, взвиваясь со стула.

Вернулся обратно в вагон, сопровождая Шверченку.

– Это нехорошо, - говорил обиженно.
– Коли уж позвали, так веди себя как положено. И надо знать, кого щупаешь.

– Да не щупал я, - отговаривался "галантерейный" Шверченко. Подумаешь! Дотронулся только...

– Ну садись. Черт с тобой!

– Кого ждем-то?
– спросил Шверченко, присаживаясь.

– Комиссара.

– Это Харченку-то?

– Его самого... Обещал свою шмару привести!

– Это какую же?

– Да Дуньку косоротую, что с Небольсиным пугалась.

– Ой, дела!
– засмеялся Ляуданский.

Пришел Тим Харченко - весьма представительный. Где-то под локтем у него торчала голова Дуняшки в новом платке с разводами.

– Хэлло! Мир честной компании, - заявил он.

Зиночка с презрением разглядывала "комиссаршу".

– Миленькая, дайте я вас поцелую... Ах!

Шверченко показал всем, какие у него теперь новые часы.

– Идут, - сказал, - как в Пулковской обсерватории. Тут было отставать малость начали. Так я подкрутил вот эту фитюльку, и опять - ну прямо секунда в секунду. Швейцарские!

– А у меня вперед забегают, - поддержала мужской разговор очаровательная Зиночка.
– Прямо не знаю, что с ними делать...

Дуняшка, выпятив живот, обтянутый розовым муслином, напряженно рассматривала иностранные закуски.

– Не будь колодой, - шепнул ей Харченко.
– Люди культурные, веди себя тоже культурно. И с тарелки не все доедай.

Сели за стол. С трудом смиряли приятное волнение перед первой рюмкой. Это волнение приятно - как любовное.

– Ну, тост!
– сказала Зиночка.
– Мужчины, прошу...

Поднялся за столом Шверченко.

– В минуту всенародного торжества, когда силы свободы неутомимо борются с аннексией германского капитала, мы, представители новой власти мурманской автономии, врежем сейчас первую за то, чтобы не была она последней!

Врезали.

– О, грибочки!
– обрадовался Мишка Ляуданский, разглядывая через пенсне, мешавшее ему видеть, тарелку с соленьем.

– Это мой собирал, - загордилась Зиночка.
– А я солила. Каратыгин с трудом прожевал жвачку.

– Хозяйка!
– показал он всем на свою дражайшую.

Выпив по второй, Шверченко нежно обнял Харченку:

– Комиссар, а она у тебя... не тае?

– В самой норме, - ответил прапорщик.

– С икрой, кажись, баба-то тебе досталась!

– Чего?

– С пузом... Ты разве сам-то не замечал? Харченко кинуло в пот:

– Да хто их разберет, этих баб... Вроде и ни!

– Товарищи, товарищи, - засуетился Ляуданский, - новое, сообщение: большевистский Совжелдор в Петрозаводске отказывается признать наше краевое управление. Каратыгин, а вот это тебя касается: Совжелдор просит тебя дела сдать, а мандат твой уже аннулирован...

– Еще чего захотели!
– вдруг раскраснелась Зиночка, теряя очарование.
– Мой столько ночей не спал, сил столько на них, сволочей, угробил, свои дела все запустил! А теперь, когда живем слава богу, им дела наши не нравятся?.. Пошли их всех к чертовой матери!
– наказала она мужу, распалясь.