* * *

Ах ты, сукин сын, камаринский мужик,

Ты зачем, скажи, по улице бежишь?..

Мужик не камаринский, а вологодский бежал с мешком по улице, чтобы взять с бою вагон на вокзале и ехать куда глаза глядят в поисках хлеба насущного. Вологду одолели мешочники. Ставить их к стенке как спекулянтов и врагов революции было нельзя: честный пролетарий, не в силах видеть своих голодных детей, тоже брал мешок, тоже виснул на подножке вагона и ехал, развозя по голодной стране весть о голоде в Вологде...

А над нищим городом, выплывая через окна Учительского института, ревела из трубы граммофона музыка:

Двадцать девять дней бывает в феврале,

В день последний спят Касьяны на земле;

В этот день для них зеленое вино

Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно...

В большой зал института, застланный коврами из дома последнего губернатора, вошел секретарь миссии и доложил:

– Прибыл большевистский комиссар мистер Самокин!

– Простите, - сказал посол.
– И, пожалуйста, выключите...

Яркая труба граммофона проревела напоследок в пыль улиц:

Именинника поздравить мы не прочь,

Но куму мою напрасно не порочь.

А кума кричит.

– Ударь его, ударь!

Засвети ему под глазом ты фонарь...

С другого конца зала появился Самокин. Никто бы теперь не узнал бывшего шифровального кондуктора с крейсера "Аскольд". В ладном костюме (пошитом еще в Тулоне), манжеты с запонками (из японской яшмы), аккуратный галстук (купленный в Девонпорте), - Самокин выглядел очень представительно, как и следовало выглядеть человеку, которому предстоят визиты... Высокие визиты!

Американский посол Френсис поднялся навстречу.

Со стороны губисполкома донеслись отчаянные выкрики:

– Хлиба! Когда хлиба дадите, яти вас всех? Чтоб она передохла, эта проклятая власть...

Секретарь миссии, очень ловкий малый, тут же перевел послу смысл этих воплей. Френсис протянул руку - Самокин пожал ее.

– Мы дадим вам хлеб, - сказал посол.
– Сколько нужно для Вологды? Три парохода? Пять? Десять? Америка богата.

– Подобные вопросы, господин посол, решаю не я, - отвечал Самокин. При губисполкоме работает продотдел, которым руководит товарищ Шалва Элиава. Но я, от себя лично, выражаю благодарность Красному Кресту вашей страны за его желание поделиться с Вологдой хлебом...

Не это было главное, ради чего пришел сюда сегодня Самокин.

– Я обращаюсь к вам, - говорил Самокин, - как к старшине дипломатического корпуса, - корпуса, который, не имея на то никакого согласия Советской власти, избрал своим местопребыванием этот старинный, но весьма захудалый город. Как видите, - учтиво произносил Самокин, губисполком относится к вам превосходно. Самая лучшая посуда, самые пушистые ковры, самая удобная мебель - все, что нашли в губернии, мы с радостью передали вам. Но (и Самокин разгладил старомодные усы) не будем скрывать от вас: обстановка в Вологде сейчас такова, что губисполком не может считать пребывание дипкорпуса здесь безопасным. Наше правительство опять настаивает на переезде господ дипломатов дружественных нам стран в Москву!

Френсис широко повел рукою навстречу входившему в зал послу Франции Жозефу Нулансу:

– Вот и мой коллега и сосед по дому...

Как и следовало ожидать, Нуланс сразу резко вмешался в беседу.

– Пребывание наше в Москве, - заговорил он вежливо, но едко, - более опасно для нас, представителей стран доброго согласия, ибо в Москве сейчас находится германский посол барон Мирбах, и весь мир знает, что именно Мирбах управляет вашим правительством. Мы имеем точные сведения, что в Москву уже введены германские войска...

– Это правда?
– спросил Френсис, обратись к Самокину. Самокин ответил - как можно спокойнее:

– Я удивлен. Кто-то умышленно и чудовищно искажает действительность; кому-то очень выгодно, чтобы дипломаты единого блока находились именно в Вологде... Господа, - спросил Самокин сдержанно, - мне кажется, вы аккредитованы при Советском правительстве?

Отчетливый кивок голов - и Френсиса и Нуланса.

– Но получается так, что вы сами себя аккредитовали при нашем Вологодском губисполкоме. Конечно, губисполком высоко ценит это доверие. Но вся беда в том, что мы, увы, никак не можем представлять всю Россию... Правительство наше в Москве, господа, и в Вологду вслед за вами не поедет. И вот еще раз повторяю (Самокин внутренне усмехнулся: "Сколько можно повторять?"): когда вы будете в Москве, которой немцы ни в коей степени не угрожают, никакие интриги не коснутся вас. Ваше дальнейшее пребывание здесь уже невозможно. На нас - скромных работниках губернии - лежит международная ответственность, и нести ее мы, поглощенные своими внутренними делами, далее уже просто не в силах... Извините, господа!

Центр снова и снова напоминал Вологде, чтобы партийные работники на местах проявили максимум внимания к дипкорпусу. Чтобы вели себя в высшей степени корректно. Чтобы никаких поводов для дипломатических осложнений. Чтобы самый любезный тон с послами...

* * *

Поздней ночью мимо Вологды прогрохотал поезд, уходящий дальше - на север: это ехала укреплять Советскую власть в Архангельске "Советская ревизия народного комиссара М. С. Кедрова".

Глава вторая

"Кажется, началось", - подумал Женька Вальронд.