— Интересно, где остальные? — задумчиво проговорил пилот. — Судьба этого вонючки Бартлоу меня не волнует, но Милфорд оказался неплохим парнем.

Кларк тоже думал об экипаже бомбардировщика. Он вдруг впервые почувствовал сомнения в правильности своих действий. По сути дела, он приговорил к смерти четверых — собственная не в счет. Имел ли он право так поступить? И почему он вообще это сделал? Что послужило причиной? Разве военное ведомство впервые испытывает секретное оружие на людях? Без их ведома? Что получилось в результате? «Скорпион» поврежден, но не уничтожен, на базе его починят, и испытания все равно состоятся. Чего он добился? Ничего! Так стоило ли заваривать кашу?..

«Не паникуй, — сказал внутри Кларка суровый голос, — ты все сделал правильно. Никто не виноват, что совесть твоя проснулась именно в тот момент. Сомневаться надо было раньше. Ты прекрасно видел, где ложь, а где правда, но сознательно закрывал глаза, ставя себя выше политики и социальных отношений. Слишком рано ты спрятался в скорлупу постороннего наблюдателя, ждущего любой развязки, чтобы потом воскликнуть: „Я же говорил!“ Вспомни школу. В класс пришел новый учитель русского языка, в детстве он перенес полиомиелит и сильно хромал. Верзила Риган подставил ему ногу, и учитель упал, и в классе не засмеялись только трое, в том числе и ты. Потом, после уроков, ты набил морду Ригану и плакал у отца на плече, и был виден твой дальнейший путь. Почему же сейчас ты вдруг начал искать себе оправдания? Ты же всегда поступал так, как велел долг, не долг командира — долг души…»

— Слушай, давай обратимся к журналистам, а? — сказал вдруг Дейм. — У меня есть знакомые парни в «Вашингтон пост».

Кларк вздохнул.

— Мы подвергнем риску ни в чем не повинных людей.

Внутренний голос сделал свое дело и умолк. Мысли повернули в иное русло, и Кларк вспомнил свою последнюю встречу с Шарлоттой в Джаспере. Это было четыре месяца назад, зимой.

Обыкновенный греческий ресторанчик рядом с мотелем Джаспера в восьми милях от Джэксонвилла также называли «Джаспером», хотя его хозяин носил греческую фамилию Пасхалидис. Они поехали туда рано утром, поставили машину, съели горячие сувлаки — блинчики с наперченным фаршем — и, надев лыжи, отправились на холмы, с которых Шарлотта мечтала покататься со времен своей юности.

День пролетел незаметно. Голодные и усталые, они вернулись в мотель, пообедали внизу, причем блюда им подавал сам хозяин ресторана Кассиматис Пасхалидис, наговоривший кучу комплиментов Шарлотте, и уединились в комнате для особо почетных гостей на втором этаже. И тут Шарлотта, раскрасневшаяся от прогулки, восхитительно красивая, вдруг стала рассказывать о себе.

Шарлотта приехала в Джэксонвилл с родителями из Нью-Йорка после громкого скандала, связанного с фирмой «ДРГ пластикс». Отец девушки, репортер «Нью-Йорк таймс», француз по национальности, раздобыл материалы, свидетельствовавшие о том, что фирма консервных банок делает эти банки из дешевой пластмассы, отрицательно влияющей на содержимое. Виновником серии отравлений консервами оказалась не фирма «Литтон продакс», производящая начинку, а «ДРГ пластикс». Скандал получил огласку, так как в дело были замешаны высокие чины из госдепартамента, и ретивого репортера убрали подальше, в провинцию, пригрозив пустить в ход машину иммиграционной службы. Но в Джэксонвилле Франсуа Ажен не смог остаться в стороне от политики и социальной несправедливости. Очередное скандальное дело, которое он раскрутил, коснулось мэра и шефа полиции, и в один прекрасный день трупы Ажена и его жены выловили в водах Анджелины.

Шарлотта, без памяти любившая родителей, — ей тогда было девятнадцать лет, — заболела и целый год провела в клинике нервных заболеваний, главврач которой дружил с семьей Ажен. За это время она привязалась к своему спасителю, и уже поговаривали об их свадьбе, как вдруг машина, на которой ехал главврач, разбилась, врезавшись в военный тягач. От потрясения Шарлотта снова слегла в постель, а когда вышла из клиники, это был другой человек, патологически боявшийся малейшей привязанности.

На шоссе послышался шум моторов: шла колонна грузовиков. За ней проследовала моторкада — кортеж легковых машин, сопровождавших роскошный «Кадиллак». И снова все стихло.

— Хорошо бы…

Дейм не закончил. Сзади, на грунтовой дороге, ведущей в карьер, вспыхнули фары и раздался голос, усиленный мегафоном:

— Эй, парни! Сдавайтесь, вы окружены! Выходите по одному.

Кларк мгновенно завел мотор и рванул по дороге вниз, к карьеру. Вслед загремели автоматные очереди, изрешетив багажник и разбив заднее стекло.

Уклон стал круче и на время скрыл их от не слишком расторопных преследователей, полагавших, что птички попали в клетку.

И тут Кларк увидел узкую дорожку, ответвившуюся от дороги влево. Не раздумывая, свернул на нее.

— Держись!..

Машина ударилась правым боком в стену обрыва и встала на два колеса. Кларк наугад бросил ее влево и попал — легкий «Дацун» вписался в поворот и в несколько секунд вскарабкался на глинистый карниз, нависший над карьером. Справа был глубокий кратер карьера, слева — овраг, и Кларк погнал машину вперед, надеясь только на еще не изменившую им удачу. Фары зажигать он не стал, увеличивая одновременно риск сломать шею и шанс уйти от погони.

Сзади все еще раздавалась громкая стрельба, и однажды даже грохнул взрыв гранаты.

Дейм засмеялся:

— С кем это они воюют?

«Действительно странно, — подумал Дональд. — Кто это был? Полиция? Почему же она не окружила карьер? И почему напали так поздно? И в кого они до сих пор стреляют?..»

«Дацун» скатился под уклон, продрался сквозь кусты и выбрался на шоссе. Кларк оглянулся. Шоссе было пустынно, однако со стороны Палестайна плыли светляки фар.

— Нам явно кто-то помог, — невнятно проговорил Дейм.

Кларк тоже думал об этом, а еще он подумал, что дорога к Джэксонвиллу может быть перекрыта.