– Ну помощник!
– говорил он, останавливаясь у каждой избы.
– Ну мастер! Можно сказать, психолог, врожденный гений!

Повариха Мария Игнатьевна, выбежав из кухни, ахнула:

– Розенкранц, ты ли это?
– и угостила козла омлетом.

Плечистый молодой шофер в цветочной рубахе, который уже починил свою машину, смазал ее и провел профилактику, крякнул и вилку выронил. Он в этот момент в столовой сидел, закусывал перед дальней дорогой. Сбегал молодой шофер к прилавку - угостил Розенкранца крюшоном.

А Гришка?

Совершенно естественно, наполнился Гришка гордостью и самодовольством. А как же, сколько он хорошего дела сделал. Приподнялся Гришка на цыпочки, вытянулся, как гороховый росток, ладошками кверху, и полетел. Теперь он летел повыше прежнего, глазами сиял и всем улыбался.

– И чего это ты такой гордый?
– услышал он голос снизу.
– И чего это ты так взлетел?

– А как же?
– ответил Гришка, различив с высоты соседку бабку Наташу, у которой молоко по утрам брал.
– Козел Розенкранц исправился, теперь хулиганить не будет.

– Ахти...
– проворчала бабка Наташа.
– Подруга моя Аграфена болеет, а в аптеке лекарства нужного нет. Дров на зиму Подковырин Колька обещал доставить, а где они, дрова те? Картошку нынче какой-то жучок ест. Грибы, как я вижу, не уродятся. Ты взлетел, ты и посмотри с высоты, сколько всего. А ты нос задрал, как моя внучка Лизка, окромя своей гордости ничего не видишь.

Гришка посмотрел вокруг, да и сел на землю. Увидел он с высоты своего гордого полета лесной пожар, большую колдобину на шоссе, ее ливнем промыло, замусоренные улицы увидел, поломанные ребятишками яблони и много всякого другого, чего с высоты дошкольного роста не разглядишь.

ЕХАЛИ БЫ, ЧЕГО ЖЕ

Дядя Федя встретил Гришку словами:

– Как твоя становая ось?

– Крепчает, - ответил Гришка не очень уверенно.

– И не ври. Вижу, опять летал. Нет в твоем организме твердости. Дядя Федя лег на кровать, покрыл голову пиджаком.
– Пашку в Москву вызвали телеграммой "молния". Не погостил Пашка.

Дяди Федины руки, далеко вылезающие из коротких рукавов полосатой рубахи, были похожи на особые корнеплоды. Так Гришка думал.

Дядя Федя тоже думал в ожидании вопросов.

Дом дяди Федин молчал. Молчала утварь, развешанная на стенах, ковшики, сковородки, сковородники, продуктовая сетка с папиросами "Север", картинки и фотографии, вилки, ложки, ножи и кружки.

– Конечно, ты знаешь. Ты газеты читаешь, радио слушаешь, - наконец сказал дядя Федя.
– И не притворяйся, что ты об этом не думаешь. Короче, выкладывай, свой ответ на свой вопрос. Иначе не получится.

– Чего не получится?
– спросил Гришка.

– Разговора у нас не получится. Спрашивай: как я отношусь к ожирению?

Дяди Федин дом засопел печной трубой, смущенно улыбнулся развешанными на стенках предметами, предназначенными для приема пищи.

– Я жирею, - сказал дядя Федя печально.

Гришка молча почувствовал свою пока еще неопределенную вину.

– Пашка уехал нетрясучий транспорт пускать в испытательный рейс раньше срока, - сказал дядя Федя.
– Меня с собой звал на ответственную работу.

– Кем?
– спросил Гришка.

– Испытателем.

Гришкина вина отчетливо определилась и налегла на него тяжестью коллективной поклажи, когда все несущие, кроме тебя одного, вдруг выпустили ее и занялись другим делом. Так Гришке показалось.

– Разве вы машинист?
– спросил Гришка, надеясь сбросить хоть часть груза.

Дядя Федя проворчал из-под пиджака:

– Не притворяйся. Машинисты у Пашки молодые, обученные на высших специальных курсах. А я кто есть?.. Я есть старик.

– Как же вы тогда испытывать стали бы?

Дядя Федя стащил с головы пиджак. Мечтательно выставил бороду к потолку.

– Сидел бы в мягком откидном кресле, обвешанный градусниками и присосками. Меня бы лимонадом поили молоденькие проводницы - у Пашки все проводницы с высшим образованием. А ученые доктора с меня показания снимали бы на всех скоростях. Для кого нетрясучий транспорт? Для стариков. Которые молодые, те и на мотоциклах могут и на ракетах, а особенно хорошо на своих ногах... Понял мою работу? Если я на всех режимах и при тормозе сдюжу, значит, все старики и старухи могут Пашкиным транспортом пользоваться без опасения.

– Жаль, - сказал Гришка.
– Ехали бы, чего же?

– Васька вместо меня поехал.

– Как?!
– вскричал Гришка.

– Так. Ты вот знал, что он здесь обретается, а нам не сказал.

– Он плохой, - пробурчал Гришка.

Дядя Федя глянул на него жалостливо и снова в потолок уставился.

– Ты еще товарищей накопить не успел, тебе их не жаль пока что. А мы уже почти всех потеряли... Васька был очень сильный физически, а вот становая ось у него слабая...

Дядя Федя засопел простуженно. К стене отвернулся. Но вдруг вскочил с кровати, достал с печки пишущую машинку. Громко поставил ее на стол.