Шрифт:
– Стоп, - сказал он.
– На сегодня хватит.
БЕСТАКТНЫЙ ТЫ ЧЕЛОВЕК
– О товарище Гуляеве рассказать вкратце?
– воскликнул дядя Федя. Бестактный ты человек, Гришка! Жизнь товарища Гуляева - это целая жизнь. О ней роман в трех томах написать возможно, кинофильм в тридцати сериях! А ты говоришь - вкратце!
– Дядя Федя от возмущения забрался на лавку с ногами. Расчесал бороду. Волосы на голове подергал, причинив себе боль. Таким образом дядя Федя сдерживал нервы, чтобы не распалиться.
– Ух, Гришка! Таких людей наизусть нужно знать. Ленивый ты, мало читаешь... Когда товарищ Гуляев этот колхоз после войны из ничего поднял, начальство на автомобилях к нему приезжало здороваться. А сам товарищ Гуляев на лошади...
Гришка спросил обиженно:
– Почему же на лошади?
– На лошади председателю сподручнее. Лошадь и через овраг перейдет, и через лесок, через грязи и снеги... Еще он лошадей любил и ценил людей, которые лошадей уважают... Один молодой конюх, форменный щенок, уснул с папиросой в конюшне. Конюшня огнем занялась, а сушь. Конюшня как факел горит. Товарищ Гуляев сам коней из горящей конюшни спасал. И щенок тот, молодой конюх, тоже. Оба сильно обгорели. Рядом лежали в больнице. Товарищ Гуляев того молодого щенка от суда спас и сказал ему:
"Колька, после больницы в сельскохозяйственный техникум ступай. Ты хорошим сельским хозяином будешь. А что проспал один раз, то на будущее недосыпать тебе никогда. Забота тебе спать не даст". Ты, Гришка, когда встретишь нашего председателя, Подковырина Николая Евдокимовича, приглядись. Он всегда с красными глазами. Они у него от того пожара красные и от недосыпания. Колхоз он ведет строго. Говорят, каменные дома с паровым отоплением строить нацелился. По проекту известного архитектора В. С. Маслова.
– А товарищ Гуляев? Он, что ли, помер?
– Как помер? Товарищ Гуляев помер?! Ну бестактный ты, Гришка, ну беспардонный! Он же с Пашкой нетрясучий транспорт испытывал!
– Дядя Федя задышал шумно, выпустил с этими вздохами все слова, вредные для педагогических целей, и продолжил: - Когда Подковырин выучился и себя проявил, товарищ Гуляев собрал свой мешок солдатский и ушел поутру. Одни говорят, что ушел он искать Весеннюю землю. А зачем ему - она у него давно найдена. Она в нашей местности. Сильной красоты земля... Я-то знаю, и Пашка знает - пошел товарищ Гуляев сначала на Кавказ, к нашему однополчанину Нодару Чхатарашвили, сердце у Нодара больное. Потом товарищ Гуляев в Рязань пошел, потом в Латвию, потом в Моздок и Сарыкамыш, потом посетил острова Гулевские Кошки и город Прокопьевск. Всех своих бойцов обойдет и придет назад. Здесь его место - его последний край...
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ И ЗАВТРА
Когда Гришка снова явился к художнику-живописцу Мартиросяну позировать, спросил с порога, вежливо поздоровавшись:
– Вы знаете, где Весенняя земля?
– Знаю, - ответил художник.
– Почему же вы другим не говорите, как туда попасть?
– По той дороге, по которой я шел, уже никто туда попасть не сможет. Туда каждый свою дорогу ищет.
– Найти бы, - сказал Гришка и размечтался.
Художник сказал:
– Вот так. Хорошо. Теперь ты сам на себя похож. В самый раз писать красками.
– Он посмотрел на Гришку пристально, набрал на широкую кисть голубой краски, кинул ее в то место, где были намечены Гришкины глаза. Глаза, - сказал художник Мартиросян.
– Вот это очи.
Однажды радостная девушка-физкультурница, вернувшаяся в Ленинград с победой, подняла Гришку на вытянутых руках и спросила:
– Зачем тебе столько глаз?
– Всего два, - сказал Гришка.
Девушка вздохнула мечтательно:
– Мне бы такие! Они выходят за рамки.
Глаза у Гришки были большие. На лице они помещались, конечно, еще оставалось место для носа и для веснушек, но удивление перед жизнью светилось в них так ярко, что Гришкины глаза действительно выходили за рамки, как иногда под влиянием атмосферы становятся громадными голубыми лунами простые уличные фонари.
– Вчера, сегодня и завтра, - пробормотал художник.
А Гришка спросил:
– В чем дело?
– В том, что искусство - это вчера, сегодня и завтра.
– Художник Мартиросян вытер кисть заляпанной красками тряпкой.
– Кажется, все, сказал он.
– Вернее, все на сегодня.
Гришка подошел к портрету и вздрогнул. Смотрел на него с полотна вчерашний Гришка, худенький, и сегодняшний, исцарапанный. Чувствовалась в сегодняшнем крепнущая становая ось. И завтрашний, задумчивый, непонятный для Гришки. Художник пошел кисти мыть на улицу, чтобы не налить скипидара на пол. А Гришка все смотрел на портрет.
На заднем плане земля вздымалась горбом, словно в самом начале взрыва. И по этой земле бежали лошади, совсем синие. Синий цвет, чистый и прямодушный, незамутненно разгорался в Гришкиных потемневших глазах.
– Слышь, - сказал Гришка портрету.
– Давай поменяемся ненадолго. Ты сюда, а я там побуду.
– Залезай, - сказал Гришка с портрета.
ЗАЧЕМ ЖЕ ТОГДА СПРАШИВАЮТ...
Синие кони умчались.
Бугор опал, превратившись в ровную светлую землю.
– Почему так?
– спросил настоящий Гришка.