Шрифт:
– А что там есть?
– Море. И река. Выход к морю.
– Нет там выхода к морю!
– рявкнул Петр.
– Ну, и местное население... которое не знает, что у них есть выход к морю. Пожалуй, все!
– Ясно. Будет им "Ландыш"!
– Любка бросила трубку.
Петр буквально задыхался, услыхав об "ответном визите". Вот так. Это тебе не головы писателям отвинчивать - посмотрим, чем действительно вы сильны!
– А на хрена нам ваш "Ландыш"?
– ощерился Петр.
– Ну... например, чтобы тебя до дому на халяву довезти. Во жена обрадуется!
– Она не обрадуется!
– сухо сказал Петр.
Любка перезвонила.
– Кроту твоему никак не дозвонюсь. Видать, у него там штаб революционного восстания - заняты все шесть телефонов, что на визитке. Не в службу, а в дружбу: позвони ему в дверь, попроси быстро связаться с Любовью Козыревой - он знает. Побыстрей, пожалуйста.
Вот так. Я ее воспитываю - или она меня? "Николаева догнала его".
Я вышел понуро на площадку. Это конец. Когда-то я неформальным лидером лестницы считался, все жильцы с просьбами кидались ко мне: мог и в газете пропечатать, и по телевизору пугануть, а теперь - вот этот тут главный. Поставил железную дверь внизу. Себе - железную. И даже не интересуется, кто здесь живет.
Сверху вдруг донеслось: "Валерий Георгиевич! Валерий Георгиевич! Не уходите!" Судя по модуляциям тона, это бывшая актриса с третьего этажа, Лидия Дмитриевна. Всегда так говорит. Но сейчас, похоже, действительно взволнованна. "Валерий Георгиевич!.. Вы... идете к нему?" - "Да. С дружеским визитом". "Скажите, пожалуйста, ему, чтобы он поумерил свою аппаратуру, а то после того, как он начал тут жить, у меня ужасно забарахлил телевизор! Сплошные полосы. Не могли бы вы сказать ему? У других, знаете, дела - дача, работа... внуки. А у меня единственная радость в жизни... была. Посмотреть телевизор. Посмотришь и как бы чувствуешь, что ты еще живешь, участвуешь в жизни страны, в политике и в искусстве. А теперь все это кончилось. Представляете, что я ощущаю? Что я никому, абсолютно никому не нужна и ничем абсолютно ни в чем не участвую! Живу одна, все дни в комнате, где не раздается ни звука! Вы понимаете меня?"
Целый трагический монолог.
– Вы-то, надеюсь, не боитесь его?
– Она несколько принужденно улыбается. А то все почему-то боятся.
Не боюсь я никакого Крота! У меня в одном моем детективе есть клерк, скромный и неприметный, который еле заметным движением бумажного листа отсекает голову!
Я резко утопил кнопку переговорника. Там слышится долгое сипенье и наконец:
– Слушаю. Что?
Наверняка он еще видит нас сейчас на экранчике, выпукло-вогнутых, с большими вывороченными лицами и маленькими ножками далеко внизу. И существо это открывает рот:
– Извините, но соседка сверху жалуется, что ваши телефоны начисто забивают ей телевизор. Нельзя ли как-то этого избежать?
Пауза. Потом тот же механический голос:
– И вам это тоже мешает?
– Мне? Нет...
– Я несколько даже теряюсь, поскольку не помню, мешает или нет.
Некоторое время еще слышится сипенье, потом обрывается.
Вот так. Никого я не боюсь!
– Благодарю вас!
– кидается ко мне Лидия Дмитриевна, но я мужественно отстраняю ее - не стоит благодарности - и деловито сбегаю зачем-то по лестнице и только в самом внизу, в темноте у железной двери, спохватываюсь: ч-черт, я же по делу забыл сказать!
Поднимаюсь уже с трудом. Да, это получится глуповато: человек по шести телефонам по делу говорит, а тут лезет и лезет глуповатый сосед. Позвонил. На всякий случай радостно улыбался и махал перед глазком рукой, успокаивая: это я уже по другому делу, это совсем уже не то!
Представляю его гримасу!
– ...Что?
– произнес наконец усталый голос.
Представляю, как я уже надоел ему за столь короткое время! Год не общались совсем, и вдруг - такой прилив эмоций!
– Извините... Любовь Козырева просила вас позвонить... Срочно, по делу.
Вздох. И отключение.
Продюсер я еще тот - впрочем, как и провайдер, промоутер, да и дистрибьютор я навряд ли хороший!
Через час Любка перезвонила:
– Готов! Теперь еще позвоню в Фонд Дугала, Мишке Берху, но к ним уже под другим соусом...
– Ты знаешь лучше! ...Аллё!
Но ее голос говорил уже с кем-то другим по другому аппарату.
– Какая-то Аэлита получается, - сказал начитанный Петр.
ГЛАВА 2
Когда теперь звонит мне Андре, тем более - в радостном возбуждении, я вздрагиваю и настораживаюсь. Его "души прекрасные порывы" не раз уже кидали меня на гвозди, как вышло с сыном Есенина и Зорге, например.
– Привет, - проговорил он, всячески сдерживая ликование, чтобы я опять, не дай господи, не бросился его благодарить.
– У тебя завтра часов в одиннадцать будет окно?
– Это смотря куда, - произнес я осторожно.
От восторга он не мог сразу продолжить.
– ...Ты не знаешь еще?! Фрол Сапегин снимает "Ландыш" и поездку его! Вчера в три часа ночи мне позвонил, и я все устроил уже!
– Что ты уже устроил?
– Съемку! Завтра в одиннадцать собираемся все на студии, в кочегарке, и снимаемся... как бы перед отъездом.