Прошло три недели. Ждать осталось всего ничего - какую-то неделю, всего семь дней. На лице Августы все чаще и чаще появлялась мечтательно-торжествующая улыбка, она строила планы на будущее, где было место всему, о чем мечталось. И конечно же, она не забудет своих стариков: Алексей-то для них ничего хорошего не делает, он словно бы растворился где-то, а может, догнивает где-нибудь в сырой могиле, - так она сделает то, чего не сделала Алексей: позаботится об Иване Олеговиче с Ингой Тимофеевной.

Оставшуюся от покупок сумму она снова пустит в оборот... Впрочем, нет, она поступит не так. Она расплатится с должниками, выручит обе квартиры, выручит машину, затем снова будет ждать. Ждать очередной великой победы, очередных огромных денег. Приток денег в её кассу должен быть постоянным. Августа была счастлива. А если быть точнее - почти счастлива: для счастья пока не хватало малого - нескольких дней...

Августа снова наведалась в офис в четверг - сказала своему полусонному, озабоченному предстоящей деловой выпивкой начальнику, что ей надо выскочить в город часика на два. Начальник разрешающе повел головой в сторону двери - имеешь, мол, право, - и Августа незамедлительно снялась с якоря, понеслась в "ЖЖЖ".

Ощущение беды возникло в ней, когда она ещё ехала в метро - внутри вдруг что-то оборвалось. Своим ощущениям Августа доверяла, хотя, случалось, и они обманывали.

Офис был закрыт, у дверей стояли два одетых в пятнистую форму охранника с пистолетами и дубинками, равнодушно глядевшие поверх голов куда-то в синее пространство, в небо, на далекие силуэты высотных домов. Площадка перед входом была огорожена переносными решетками, сцепленными друг с другом замками. У решеток галдела небольшая, человек в тридцать, толпа.

Первой, кого увидела Августа, была седая балерина.

– Что здесь происходит?
– осекающимся, скрывающимся на шепот голосом спросила Августа у старушки.

Та по обыкновению даже не повернула головы в её сторону, словно бы не слышала Августу - такая серьезная была старушка.

– Что здесь происходит?
– переключилась Августа на мрачную краснолицую женщину с тяжелым взглядом и квадратным, украшенным волевой ямочкой подбородком. Та смерила Августа с головы до ног.

– А ты разве не видишь?

– Нет, - простодушно ответила Августа.

– Во дает!
– грубо восхитилась молодая девчонка, похожая на ученицу вечерней заводской школы, и выругалась матом.

– Фирма обкакалась. Обгадилась с головы до ног, - вздохнув, пояснила женщина с красным лицом.
– И в трубу вылетела. Вместе с нами.

– Не может быть, - испуганно прошептала Августа, невольно присела показалось, что собственные ноги её уже не держат.

– Еще как может!
– Женщина по-кавалерийски рубанула рукой воздух. Сволочи, забрали народные денежки - наши денежки и пустили их на собственные нужды! Вилл себе понастроили!

– Что, все наши деньги сгорели?
– трескучим чужим шепотом спросила Августа.

– Сгорели. Синим пламенем, - подтвердила женщина.

– И что же теперь делать?

– Как что? Бороться!

– Вряд ли что у нас получится, - с сомнением произнес пенсионер в соломенной шляпе с потемневшей от старости лентой и обтрепавшимися полями.

– Даже если не получится... Ладно, пусть не получится, но нервы мы им потреплем.

– Как? Каким образом?
– Голос у пенсионера беспомощно дрогнул, на щеки выкатились две крохотные мутные слезки - пенсионер так же, как и многие, кто собрался здесь, вогнал в три "Ж" все, что у него было. Правда, не зашел так далеко, как Августа.

– Сколотимся!
– Женщина с красным лицом взметнула над собою два кулака, свела их вместе.
– Ты думаешь, мы этих пестрых с ихними дубинками не сумеем понести ногами вперед? Понесем, ещё как понесем! Вместе с хозяевами!
– Она снова тряхнула сжатыми кулаками.

– А деньги свои... мы вернем?
– с тоской спросил пенсионер.

Краснолицая женщина вздохнула, ответила с сомнением:

– Не знаю.
– Глаза у неё сделались ещё более тяжелыми. Она неожиданно отодвинула Августу рукою в сторону.
– Ну-к, женщина, посторонись, - шагнула в толпу и в следующий миг очутилась перед балериной с седой стрижкой.
– А ты чего тут делаешь, хрипатая сука?

Балерина сделалась маленькой, серой, как мышонок, проглянуло в ней что-то забитое, жалкое.

– А что я, что я...
– забормотала она, судорожно захватила губами воздух - от прежней гордой аристократки, какой её видела Августа, не осталось и следа, - я, как все.

– Нет, сука, ты не как все.
– Краснолицая женщина сгребла в крепкую мужскую руку кофточку балерины, дернула. От кофточки оторвалась пуговица, шустрым крохотным жучком скакнула под ноги.

– Не надо. Пожалуйста, не надо, - зачастила балерина, - у меня астма.