Существование молитв-заговоров у христианских народов ни сколько не говорит о том, что лица, употребляющие их, считали Бога за существо не всемогущее, которое ожно ограничить в чем нибудь и принудить. Нет, здесь только простое сосуществование двух противоречащих друг другу идей. Это один из примеров тех противоречий, какими кишит вся человеческая природа. Более поздние и высокие религиозные представления м рно уживаются с остатками более раннего состояния. На этой-то почве "мифологического доверия" и возникает та форма заговоров, какую я называю молитвообразной. Это одна из позднейших ступеней заговора. Она также предполагает уже существующей веру в ма ическую силу слова. Но здесь можно найти соприкосновение и с другим элементом, сопровождающим слово и также имеющим магическую силу. Большое сходство заговоров-молитв с молитвами древних дает право искать в последних ответа на интересующий нас вопрос Запомним пока свидетельство Фюстель де Куланжа о том, что особенно надо заботиться о соблюдении ритма, каким должны петься священные формулы. Здесь мы наблюдаем, значит, уже присутствие новых элементов, носителей магической силы, которые в данном случае неразрывно связаны со словом. С этими элементами нам в последствии придется иметь дело, а пока я их оставлю и обращу внимание на другое обстоятельство. В молитве древних одной священной формулы было недостаточно: она сопровождалась еще обрядами, трого определенными до мельчайших подробностей и неизменными. Если, например, при жертвенной молитве упускался хоть один из бесчисленных обрядов, то и жертва теряла всякое значение 8.

Итак, древние священные формулы, обладая тою же магической силой, акую имеют современные заговоры-молитвы, однако нуждались для действительности своей силы кое в чем постороннем слову. В нераздельном могуществе слова появляется брешь. Ему приходится делить свою власть. Прежде всего займемся рассмотрением того, каку роль играло при слове действие. Начать надо с него, во-первых, потому, что оно самый серьезный соперник слова, а во-вторых, потому, что современное состояние заговора представляет более данных для выяснения роли именно этого элемента в чаровании нар ду со словом, чем других. Интересно было бы проследить, как устанавливалась взаимная связь между молитвою и обрядом, наблюдаемая в такой яркой форме у древних. Наверно бы при этом оказались интересные параллели с отношением тех же элементов в заговор . Укажу только на упоминавшуюся уже работу Фрэзера. В ней автор пытается установить происхождение некоторых древних религиозных культов из агрикультурных обрядов, а эти последние в свою очередь объясняет, как чары для обеспечения дождя и урожая. Он г ворит, что все эти весенние и купальские празднества "магические чары, имеющие целью произвести результат, который они драматически изображают" 9. Свою теорию автор подтверждает массою фактов. Подчеркиваю отмеченную им черту драматического изображе ия. С нею мы еще встретимся в заговорах. Насколько велика роль действий при заговорах, видно уже при самом беглом обзоре заговорной литературы.

Следует различать две формы соединения слова и действия. Одна, так сказать, неорганическая. В этом случае и из текста заговора не видно, почему он сопровождается определенным действием, ни из действия не видно, почему при нем именно эти слова, а не другие. Вторая форма связи органическая. Здесь действие и слово представляют как бы два параллельных ряда два способа выражения одной и той же мысли. Последняя форма и дала повод к определению заговора, данному Потебней. Придерживаясь плана перехода от видов заговора, где слово более свободно от примеси других элементов, к видам, в каких самостоятельнос ь его постепенно исчезает, следовало бы теперь рассмотреть заговоры с эпическим элементом. Хотя громадное большинство их утратило параллельное действие, но все-таки следы его часто видны еще в эпической части. Однако, лучше будет пока оставить эти заг воры в стороне, так как вопрос о том, действительно ли они сохранили указание на утерянное действие, является пока спорным. Поэтому я обойду эпические заговоры, а прийду прямо к параллелистическим формулам без эпической части. Эти заговоры, с одной с ороны, стоят в самой тесной связи с эпическими заговорами, а с другой, часто сохраняют при себе действие или же, если утрачивают, то следы прежнего существования его бесспорны. После же того, как будет установлено, что присутствие действия при загово е было некогда необходимым условием, вернусь к эпическим формулам и постараюсь показать, что и в них часто сохраняются следы забытого действия. Потебня, поясняя психологию возникновения заговора, приводит такой пример. Когда хочешь заговорить маток, тобы сидели, "найди приколень що коня припинають, и выйми его из землi и мов так: "як тое бидло було припъяте, немогло пiйти вiд того мiста нiгде, так би мои матки немогли вийти вiд пасiки, вiд мене Р. Б." 10. Здесь действие и слово выражают одну мысль. Потебня думает, что действие предназначено только выразить мысль более ярко. По его толкованию, в сущности опять сводится к тому же Wunsch, о котором говорил Крушевский. Сила заговора - в выражении желания. Действие играет только служебную роль, представляя из себя как бы более яркую иллюстрацию этого желания. Вряд ли это так.

Сопоставляя этот пример с рядом других, ему подобных, можно заметить, что действию придавалось большее значение, чем простая иллюстрация мысли. Между действием и предметом, на который направляются чары, усматривается какая-то связь. Связь между двумя явлениями. И если в одном произвести какую-нибудь перемену, то соответственная перемена последует и в другом. В примере Потебни это не так ясно видно. Действие здесь как бы заслоняется словом. Поищем других примеров, где бы оно определеннее выступало в своей роли. У Романова заговор от "вогнику" читается так: "Огнища, огнища, возьми свое вогнища. Як етому огню загорець и потухнуць, ничого ня быць, так и етой боли у р ба божа каб ня було, - и обсохнуць и обсыпатца". Казаць, обводзючи кружка вогника первым угарочком из лучины" 11. Здесь яснее видно, что между двумя явлениями усматривается какая-то связь, и при совершении одного ждут совершения и другого. Лучина пог рит, потухнет и осыплется. Так же и вогник: погорит, потухнет и осыплется. Таков же смысл и другого обряда, наблюдающегося при лечении "огника". Больного ребенка подводят к топящейся печке и хлопком, сначала зажженным, потом потушенным в саже, мажут ольное место 12.

Если хочешь вывести мором скотину, то должен кудель пряжи прясть наоборот и говорить: "jak sie to wrzeciono kreci, niechaj sie bydlo i owce wykreca z domy N." 13. Ячмень лечат так. Бросают в печь зерна ячменя и говорят: "Як сей ячмень сгорае, так нароженному, молитвенному, хрещеному N ячменець из глаз исхожае" 14. Чтобы лен рос высок, в пашню весной втыкают кленовые ветки, приговаривая: jak dziarewo klon, daj nam, Boze, lon" 15! Чтобы поселить раздор между мужем и женой, надо взять сучек двойняжку, разломить его надвое, одну часть сжечь, а другую закопать в землю с приговором: "Как двум этим часточкам не срастись и не сойтись, так же рабе божией (им. р.) с рабом божим (им. р ) не сходиться и не встречаться навечно" 16.

В 1676 г. разбиралось дело о колдовстве по жалобе попа. Аринка "украла у попадьи кокошник да подубрусник и тот кокошник и подубрусник с наговором свекровь ее велела положить под столб и говорить: "каков де тяжел столб, так де бы и попадье было тяжело 17.

От зоба. Ударяют по зобу камнем и бросают его в воду, говоря: "Gott gebe, dass der Kropf verschwinde, wie dieser Stein verschwindet" 18.

Во всех вышеприведенных примерах действие как бы изображает собой тот результат, какой должен за ним последовать. Этим ярко подчеркивается его значение. Если действие не играет здесь более важной роли, чем слово, то во всяком случае вполне равноценно с ним. Пример Потебни дает повод к ошибке в определении значения действия потому, что он представляет несколько иной вид действия, сопровождающего слово. В приведенных случаях действие изображало ожидаемый результат. У Потебни этого нет. В его пример действие ничего не изображает. Тут дело не в имитации желанного, а - в существующем уже на лицо (для сознания заговаривающего) качества предмета, фигурирующего при заговоре. Известный предмет обладает данным свойством. То же свойство желательно и в ругом предмете. И вот стараются это свойство передать, перевести с одного предмета на другой. В прикольне человек усмотрел способность удерживать около себя лошадей. Ему желательно, чтобы пасека точно так же удерживала пчел. И вот является попытка п редать свойство прикольня пасеке. Как же оно передается? В примере Потебни никакого действия, передающего свойство, нет. Свойство передается одним только словом, а действие не играет почти никакой роли: человек только берет в руки приколень. На том д йствие и останавливается. Поэтому-то и пришлось его объяснять, как только более яркое выражение желанного образа. Дело в том, что пример взят неудачный. Неудачен он потому, что представляет собою действие уже в процессе отмирания. Первоначально знаха ь не ограничивался тем, что находил приколень и брал его в руки. Нет, он, наверное, делал больше: нес выдернутый из земли приколень на пчельник и там вбивал его. А слов при этом он, быть может, никаких и не произносил. Утверждаю я это на основании аналогии с другим приемом удерживания пчел, очень сходным с разбираемым. Знахари советуют, "когда ударят к утрене на Велик день, быть на колокольне и, после первого удара, отломить кусок меди от колокола. Этот кусок меди приносят на пасеку и кладут в се довой улей" 19. Роль куска меди здесь совершенно аналогична с ролью прикольня. Приколень около себя скотину держит - на звон колокола идут богомольцы; особенно много - на Велик день. Что именно эта ассоциация играла здесь роль, видно из "пчелиных сло ". Вот это-то свойство привлекать к себе, держать около себя и хотят передать пасеке. Только в одном случае действие сохранилось целиком и не требует пояснения, а в другом наполовину позабылось и нуждается в пояснении. Получается как раз обратное том , что утверждал Потебня: не действие служит пояснением слова, а слово пояснением действия. Наконец, мы имеем и прямое указание на то, что вбивание колышка среди пасеки действительно происходило. В том же сборнике, откуда берет пример Потебня, читаемнауку коли ховати бджолы".

"Третего дня по Покрове, и затыкати их вовною, а втыкати на средопостную неделю у середу, а коли будет студно, то только порушу ульи назад, а на Святого Олексея человека Божия пооттикай добре и пробей колом посреде пасеки, и вложи тую вовну, и мув так: "Як тая вовна не может выйти з моей пасеки... так бы мои бджолы" ...20.

Для подобного обряда, вероятно, первоначально и требовался приколень. Действие в примере Потебни отмерло в самой существенной своей части: нет передачи. А передача - характерный признак для всех аналогичных обрядов при заговорах. Следующие примеры эт подтвердят. Для тог, чтобы "установить золотник", обводят веником вокруг живота больного, нажимая и приговаривая: "Крепко бярезка на корни стоиць, так стань золотник на своим месци того кряпчей" 21. Свойство дерева передается "золотнику" через прико новение. Что простым соприкосновением можно передавать всевозможные свойства одного предмета другому, мы это еще не раз увидим. Более того: не всегда даже требуется непосредственное соприкосновение. Чары, например, произведенные над рубахой, отзовутся на ее владельце, хотя бы он ее даже и не видел после того, как она подверглась чарам. Вспомним процесс о подубруснике. Довольно и того, что вещь имеет отношение к человеку, как его собственность. Это явление достаточно известное, чтобы о нем много говорить. Психологические основы его не раз уже выяснялись исследователями.

Посмотрим другие примеры заговоров, передающих качества. Чтобы корова стояла спокойно, надо построгать с хлевного столба стружек и положить их в ведро и напоить корову, приговарив я: "Как этот столп стоит, не шатнетси и не ворохнетси, с места не подаетси, так бы моя милая скотинка стояла, не шатнуласи и не ворохнуласи" 22. В сыту для пчел варят живых муравьев и траву "лазоревые васильки". Ставя под улей, приговаривают: "Как муравей в кочке силен, так бы моя пчела сильна была, и как сей цвет и трава прежде всякого цвету и травы выходит, так бы моя пчела прежде всякой чу ой пчелы на работу шла" 23.