Я для наглядности даже продемонстрировал географическую карту, из которой явствовало, что мы едем по самым большим городам, где имеются самые большие вокзалы, а в них мильон круглосуточно работающих телефонов. И отовсюду, разумеется, по всем телефонам мы будем сообщать в столицу о здоровье дорогого нашего Георгия Михайловича.

– Только не гнать, - предупреждает Люся, вживаясь в свой уютный левый уголок на заднем сиденье.
– Я знаю случаи, - продолжает она, - когда человек поехал в путешествие на машине и она, представляете, перевернулась...

Таких историй у нее сотня, на все дни путешествия, и с одной целью, чтобы я не гнал машину.

Георгий же оделся в дорогу, как в гости: отутюженные брюки, белоснежная сорочка, коричневые добротные мокасины. Он молча восседал на переднем сиденье с видом мученика, осужденного на страдания, которые, впрочем, безропотно готов выносить. Ради нас, конечно.

Первая ночевка пришлась на Орел, мы расположились в густом мрачноватом ельнике, чуть в стороне от трассы.

Георгий подозрительно, будто обнюхивая, обошел брезентовую палатку, заглянул внутрь и поинтересовался, как в ней спят и как быть с наглаженными брюками, которые он не может измять.

Мы посовещались и решили, что Георгий залезет в палатку, там снимет брюки и подаст их мне, а я передам Люсе, которая отнесет в машину и разложит на сиденье.

Так мы и проделали. Надо ли описывать, как наш друг пытался проникнуть в палатку, как долго, сопя и проклиная это тряпочное сооружение, где он должен почему-то лежать плашмя, как краб в норе, раздевался, но в конце концов высунулись две руки с брюками... И я их бережно принял!

Это проделывалось и далее, на каждой очередной стоянке, пока где-то подо Львовом, после мучительного раздумья, потоптавшись вокруг палатки и даже трагически повздыхав, Георгий сам сложил брюки пополам, произнеся вдруг: "Да ну их... Пусть себе мнутся!"

Но это был уже другой Садовников...

В путешествии Люся занималась готовкой, посудой, вообще столом. Борис следил за попо-лнением горючего, раскладывал со мной палатку, свинчивал стол, стулья и налаживал примусы... А вот на Георгия была возложена обязанность осветителя... Мы назначили его "начальником осветительного цеха".

– Сам понимаешь, - сказали, - важней света в поездке ничего нет. Ты у нас... Ну, Прометей!

– А конец какой?
– поинтересовался Георгий, почувствовав в наших словах скрытый подвох. И скромно добавил: - Я вообще-то по характеру не герой, меня устроит должность простого фонарщика. Да у меня и с печенью не того...
– У прикованного к скале Прометея прилетающие орлы выклевывали, как он помнил, эту самую печень.

В студенческие годы в городе Краснодаре в массовках на сцене (в опере "Отелло") он выходил на сцену с фонарем в руках. Старая роль теперь ему пригодилась. Георгий старался. На стоянках протирал у фонарика стеклышко, проверял, не сели ли батарейки, а во время готовки подсвечивал с разных сторон стола и при этом здорово нам мешал.

Но мы не переставали хвалить его работу. Было уже то хорошо, что он не вспоминал о брюках, о звонках в Москву и о своем свище, который вдруг пропал.

Да и вообще в Георгии стал проявляться его натуральный юмор, присутствующий в его детских книжках и фильме "Большая перемена"... Такая же перемена происходила с ним самим... Желание пошутить и разыграть ближнего.

Вот тут-то и начинается история с золотым кольцом.

В каком-то городке под Хмельницком мы зашли в здешний универмаг, и, пока Люся и Борис выбирали пестро раскрашенные ложки, Георгий, пренебрегавший обычно магазинами, на этот раз застрял в галантерейном отделе. Я с удивлением обнаружил, что он копается в коробке с дешевы-ми колечками.

Показывая на одно, из желтого металла, он спросил с сомнением:

– Похоже на золото?

– На зо-ло-то?

Наверное, я удивился слишком громко, потому что Георгий оглянулся, прошипел через усы:

– Тсс!.. Они не должны ничего знать!
– Тут он перешел на шепот: - Я им хочу подло-жить... Ну, вместо золотого...

– Оно же не золотое...

– Конечно нет! Но они-то не знают! Представляешь, валяется на земле...

Я не без сомнения заглянул в коробку с кольцами, пытаясь представить.

– Ну а потом что?

– Ни-че-го, - протянул, удивившись, он.
– Ты бы ахнул, увидев? спросил он меня, заглядывая в лицо.

– Ахнул, - сознался я.

– И я бы ахнул. Ты только представь, представь... Травка, а оно, кем-то оброненное, посвер-кивает... На солнышке...
– И он засмеялся, по-детски радуясь своей затее.

Георгий выбрал колечко, заплатил рубль двадцать и, чрезвычайно довольный, положил колечко в карман. Вид у него был такой везучий, что проницательная Люся, заглянув в лицо, поинтересовалась, а чего купил себе Георгий в универмаге? На что тот неопределенно хмыкнул и многозначительно глянул в мою сторону.

– Только не гнать, - предупредила в очередной раз Люся, влезая в свой уголок на заднем сиденье.
– У нас на работе один возвращался с рыбалки, а в лоб ему самосвал...

Люся боится всего: комаров, змей, холода и тепла, встречных машин и попутных тоже... Она пестует свой страх и даже немного гордится им.