Когда патефон заиграл "Утомленное солнце", Валера вдруг через всю танцплощадку, мимо Кишечниковой, пошел в сторону сестер. "Меня?" затрепыхалось сердечко у Вальки. "Меня?" - аналогичные изменения произошли под ребрами у сестры. Трепыхания в десятки раз усилились у Нинки, когда Валера пригласил ее.

– Сейчас, - засветилась девушка всеми конопушками и высвободила ноги из решетки.

Но, спеша на танец, чересчур резко выдернула их. Конечно, можно понять девушку - такое счастье подвалило.

А оно как подвалило, так и отвалило...

Освободившись от решетки, Нинка потеряла равновесие и, задрав в лицо кавалеру ноги, продемонстрировав молочную белизну подъюбочных телес, бесхитростное бельишко, сделала сальто-мортале в сторону описанной выше и находящейся ниже красоты. Первое, что попалось на пути - заросли крапивы. Они сдержали кувыркающийся полет. А так бы промерить Нинке боками все крутые двадцать с гаком метров. Проделав в зарослях просеку шагов в десять, ошпарив злой крапивой ноги до самого основания и физиономию до последней конопушки, Нинка завершила кувыркания.

Танцплощадка громовым хохотом проводила акробатический переворот через голову под откос.

Сгорая от стыда и крапивы, Нинка побежала домой.

На танцы в то лето не ходила. И Валеру больше никогда не видела...

– Ты за него должна голосовать, - сказала сестра Валентина, - раз тогда опозорила.

– Я за Фетисова склонялась. Он уголь в больницу и церковь прислал.

– Че он из своего кармана выложил? Ему как директору глиноземного комбината уголь раз плюнуть.

– А-а-а!

– Нет, я за Валеру буду, - сказала Валентина.
– Может, про наш Богом забытый угол вспомнит.

– А я еще подумаю, - поднялась с табуретки Нина Егоровна.

– Индюк тоже думал, да в суп попал.

– Какой из нас, старперов, суп...
– сказала Нина Егоровна.
– Главное теперь - дожить до смерти.

– Вот и выбирай правильно, чтобы дожить.

На крыльце своего дома Нина Егоровна вдруг вновь вспомнила тот полет с танцплощадки за борт. Как боялась после этого столкнуться с Валерой и как хотела, чтобы нашел ее и еще раз пригласил на танцы... Но увы...

ШВЕЙЦАРИЯ НА ПОЛКРОВАТИ

– Не буду шмутье твое драное стирать! Хватит!
– кричала Клавдия. Жадишься денег давать!

– Нету, - бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.

– И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!

– Твоей фигуре вредно много есть, плывет.

– Как лапать, так пойдет! А тут сразу не топмоделистая! Че тогда квартирантом на полкровати пристроился?..

– Нету денег.

– Не надо было клад сдавать?!
– плюнула солью в старую рану Клавдия. И вообще - побаловались и буде, сделай тете ручкой!

– Не возьму тебя в Швейцарию!
– обиженно бросил с порога Витя.

– Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!

Витя подхватил узелок с бельем и поднялся к себе, двумя этажами выше. Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии "на полкровати". И вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.

Жил Витя берложно. Однокомнатная квартира была обставлена односпальной кроватью. Выпущенная ширпотребовским конвейером лет тридцать назад, она давно обезножела, горизонт спальной поверхности держали куски шпал.

– Паровозы не снятся?
– вышучивала кровать Клавдия.

– Проводницы и стрелочницы, - отвечал Витя.
– Вот с такими стрелками.

Проблему постельного белья Витя решал с завидной изобретательностью. Чистая простыня складывалась вдвое. Сначала эксплуатировалась одна половина конструкции, через пару недель - вторая. Затем простыня перегибалась на другую сторону, что обеспечивало еще две смены. С наволочкой такой номер экономии не проходил, посему Витя спал на плюшевой подушке.

Из мебели имелись также гвозди по стенам, исполняющие функции платяного шкафа.

Окна украшали музейных времен занавески с ретро-выбивкой 60-х годов.

Вместо ковра над транссибирской кроватью был прибит флаг. Но не персидский, то бишь - иранский, а швейцарский. Красное полотно с белым крестом.

Вернувшись от Клавдии, Витя лег на железнодорожное ложе. "Зря ей про клад болтанул", - подумал с закрытыми глазами.

Клад был печальной промашкой давних лет. Витя нашел его на кладбище мамонтов. Как эти вагоны с хоботом в доисторически древнем году оказались на кладбище, Витя не знает. Может, стадо ловило дремотный кайф после водопоя. Стояло на высоком, с которого сдувало комаров, берегу, а тут ледник снегом на голову. Не успели толстокожие сообразить, что в природе катаклизм, как перешли в свежемороженую фазу. И мех не спас.