– Ромаха, бери рюмаху! Надевай шинель и вперед!
– распорядился Шмер. Едем в вертеп! Я открою тебе прелести злачных местных заведений. Ты уже созрел для этого, я думаю, ты уже взрослый мальчик.

– Вертеп? Что это такое?

– Чудак. Подпольный публичный дом.

У Никиты отвалилась челюсть, и глаза округлились. Даже тошнота прошла.

– А что у нас в стране есть такие заведения? Это запрещено законом!

– У нас в стране нет, а в Педжене есть.

– Что и нам можно будет пользоваться услугами девочек?

– Держи карман шире! Только наблюдать! У тебя есть стольник на мелкие расходы? Или хоть полтинник? За бесплатно только комсомолки в райкоме отрываются. Тут бизнес, коммерческая любовь!
– Хмыкнул Шмер.
– Можно будет пить, есть, смотреть стриптиз, но руками или другими частями тела не трогать.

– Извращенец!
– рявкнул Никита. Кровь прилила к голове и брюки его зашевелились.

– О, ты уже змея в галифе зашевелил!
– хохотнул Мишка.

– Отстань!
– произнес, смутившись, лейтенант. Мозг заработал в одном определенном направлении, рисуя всевозможные фантастические прожекты. Теперь он совсем отбросил сомнения и лишь опасался, что Мишка пошутил. И что вместо таинственного "вертепа" с обнаженными манящими соблазнительными женщинами, он окажется в обычной прокуренной вонючей пивной.

– А ничего что мы в военной форме? Может переоденемся?

– Главное самим быть в форме и боеготовым! В морге тебя переоденут! глупо и мрачно хохотнул Мишка.
– Я же тебе сказал идем отдыхать, но не развлекаться. Считай, что ты сидишь на партсобрании. Хочешь осуществить свои мечты, беги ищи двести рублей.

– Почему двести? Ты сказал одна девка, сто рублей стоит.

– А для меня? Я что буду наблюдателем? Нет, я заслужил, чтоб ты и меня побаловал.

– С ума сошел? За ночь вышвырнуть получку? И на что?

– На то самое, - усмехнулся Мишка.
– Получишь то, что ты забыл за последний месяц в этом далеком краю. Думай, получишь мечты и грезы, как в сказках Шехерезады. Будет все: и шахини, и хери, и зады...

В канцелярию вошел Ахмедка.

– Ахмедка! Займи сто рублей!
– воскликнул Ромашкин.

– Двести. Займи лейтенанту двести!
– перебил его скороговоркой Шмер.

– Сто. Сто мне и сто ему.

– Не дам не рубля никому. Несчастные алкоголики. Прогуляете, пропьете, а мне потом ходи за вами к кассе контролировать получили получку или нет. Я рубль к рублю каждый месяц должен отсылать. Отец контролирует накопление калыма.

– У-у! Байский сынок! Попроси меня чего-нибудь помочь, пошлю подальше!
– воскликнул Шмер, увлекая Никиту, и аксакала из канцелярии на выход, быстро приговаривая:

– Веди себя тихо, меньше болтай, а то вляпаемся в какую - ни будь передрягу из-за тебя! Ты в городе человек новый, не умничай перед тем, кого не знаешь, и не задирайся!

Ромашкин проснулся с нестерпимой головной болью. В мозгу кружилось, и что-то гудело, как в колоколе после перезвона.

Изможденный лейтенант не открывал глаз, оттягивая еще чуть - чуть окончательное пробуждение. Сегодня воскресный день, выходной. Но это у всех, а Никите предстояло идти в роту, воскресенье - его день недели. В голове вертелись какие-то кошмарные, обрывки смутных видений и воспоминаний. Не понятно, что такое приснилось ночью, какой-то бред и ахинея. Вчера что было? Пили?

В дверь негромко постучали.

– Входи!
– откликнулся Никита.

В образовавшуюся щель в дверном проеме, просунулась голова солдата, который несмело произнес:

– Товарищ лейтенант. Начальник штаба строит батальон. Вас срочно вызывает.

– О черт! Ступай, сейчас я приду.

Едва Никита пошевелился, как острая боль пронзила тело.

– О-о-о!
– выдохнул с шумом лейтенант.

– Солдат, стой! Никуда не уходи, жди за дверью.
– Подал откуда-то из угла голос Шмер. Мишка лежал в одежде и сапогах на матрасе, брошенном на полу, и жадно курил.

Ромашкин огляделся, удивляясь с каждой минутой все более. Почему это он оказался на ночлеге в общаге? Чья комната? Что было вчера? Часть вопросов он непроизвольно задал вслух.

На соседних койках зашевелились Белый Лебедь и Колчаков. Заслышав рассуждения Никиты они громко рассмеялись.

– Ну ты лейтенант даешь!
– воскликнул Белый. Он вскочил и принялся разминаться физическими упражнениями. В воздухе мелькали кулаки, пятки, локти.

Бр-р-р. Никита затряс головой. От этой пляски рук и ног его слегка замутило.

Вадик Колчаков был чуть разговорчивее. Он взъерошил вихор Ромашкина и участливо спросил:

– Что? Ни черта не помнишь?

– Нет.

– А какой ты был вчера герой! Грозился истребить под корень местные племена, устроить Варфоломеевскую ночь иноверцам, порубать "чурок" на дрова. Требовал танк или хотя бы саблю и коня. Поминал добрым словом конницу Буденного и Александра Македонского (почему-то).

Бессвязные события вчерашнего дня по-прежнему кружили хороводом в голове, но цепь событий никак не желала принять стройность и отчетливость.