В зале наступила тишина. Через пару минут молчание прервал скрипучий голос Бердымурадова:

– Что ж товарищи коммунисты! Вы свое решение вынесли, мнения высказали. Теперь очередь за нами. С батальоном нужно что-то делать! Будем спасать коллектив.

Он и секретарь парткома вышли за дверь, а комбат вскочил из-за своего стола, и грозно спросил у начальника штаба:

– Собрание закончилось?

Тот кивнул в знак согласия.

– Прекрасно! Демократия на этом закончилась! Я с вами чикаться не буду! П-панят-тна?

– П-панят-тна!
– словно эхо ответил юморист Хлюдов.

– Молчать! Ладно, я тоже займусь воспитанием! Порядка сама не приходит! Ее нужно наводить ежедневно и ежечасно! П-панят-тна?

– Так точно! П-панят-тна!
– в унисон поддержали иронию Хлюдова, и так же с насмешкой хором гаркнули Власьев, Миронюк и Колчаков.

– Замордую! На гауптвахте сгною! В Афган! Всех к чертовой матери! взвизгнул Алсын.

– Не понял?! Так в Афган или к чертовой матери?! Уточните, пожалуйста! А тех, кто там был, отправите по второму заходу?
– нагло поинтересовался Чекушкин.

– Чекушкин! Строгий выговор за пререкания. Тебе Власьев тоже строгий выговор. И тебе Хлюдов. Миронюку строгий выговор за..., за..., за...

Комбат искал мысленно формулировку, подыскивая правильную фразу, и вслух повторялся.

– Заело? Закончил? Запьем? Зальем это дело?
– насмехнулся Миронюк

– За, за, за..., за хамство!
– нашелся, наконец, Алсын.
– Строгий выговор! "За хамство!"

– Спасибо!
– ответил Миронюк.

– Прекратить паясничать! Вон отсюда все!
– закончил Алсын свое выступление и выгнал офицеров из ленкомнаты.

Почему была такая обстановка в полку и батальоне? Да потому, что повторюсь, гарнизон находился в диком и убогом месте, и офицерам нечего было терять. Что-то худшее трудно подыскать для дальнейшей службы. Половина командиров даже в Афганской компании отметилась, теперь им предстояла служба в этой "дыре", еще лет десять. Замен не ожидалось, перспективы ни какой. А молодые лейтенанты и старлеи стояли на листе ожидания для отправки на эту войну. Это было неминуемо. За себя дрожали только начальник штаба Давыденко и Алсын. Им было что терять. Один желал в академию, другой ее недавно окончил, и хотел стать замом командира полка.

Офицеры гарнизона, обычно на визг командира полка для себя отвечали: "Вам тут служить, а нам здесь жить!" Начальство менялось, а основной контингент командиров взводов и рот, медленно гнил и спивался. Тоска и безвыходность... Ни кто, ни кого не боялся.

В итоге никого из партии не исключили, провинившемуся майору объявили выговор, но с занесением в карточку. А по служебной линии, за пьянку участникам "банкета" вкатили по пять суток ареста. Миронюк, Влас и Гуляцкий отсидели эти пять суток в Ашхабаде, и обстановка успокоилась. Хотели снять со всех по звездочки, снизить в должностях, но не вышло. Дважды за один и тот же проступок не наказывают!

Но Хомутецкий все же изыскивал возможность протолкнуть обходной вариант избавления от Миронюка. Его вскоре, сплавили в городишко Мары в горвоенкомат. Должность без понижения, без личного состава, но из этих Маров не выберешься уже никуда. Разве что на кладбище...

***

– Никита, помнишь как Пасмурцева начпо из партии велел исключить?

– Помню. А Вадик и Глущюк комсомольцы! Вот потеха. Водка, конечно, самое главное зло в этой жизни!

– Верно!
– рявкнул Димка-художник.
– Наливай!

Глава 20. Родительский день.

– Мишка! Вонь твоих носок меня скоро выживет из мансарды! Так жить нельзя!
– воскликнул субботним утром Никита, проснувшись в плохом расположении духа.

Голова гудела после вчерашнего застолья. А вместо того чтобы поспать в единственный выходной, комбат вызывал на ПХД (парко-хозяйственный день). Комбату дома со сварливой женой не сидится, вот и вызывает всех. А завтра предстоит быть ответственным по роте! Да тут еще этот Шмер со своим барахлом валяющимся по всем комнатам.

– Ты что субботник решил затеять?!
– хмыкнул Шмер.

– Надоел бардак! Либо выбрасывай тряпье в мусор, либо стирай, либо выметайся в месте с ними ко всем чертям!

Носки стоят по веем углам. Самому не противно?

– Нет!
– почесал и разгладил усы Мишка.
– Они еще не достигли пятой стадии загрязнения.
– Только после этого принимается решение стирать или выбрасывать.

– Ну-ка, расскажи про свои стадии. Интересно послушать!

– Первый день ношу нормально одетыми. Можно не один день, а два или три, пока пальцы не начинают скользить внутри. Вторая стадия, это вывернуть их наоборот и вновь носить. Третья - правый одеть на левую ногу, левый на правую. Четвертая - опять вывернуть после смены ног. Пятая - носки встали колом, ударить их об дверной косяк несколько раз, чтобы размягчить. Тогда они вновь наденутся. Пятой стадии пока еще не было.