Шрифт:
— Именно потому, что мы знали о ваших чувствах и понимаем, какую жертву вы должны принести, мы поехали с сестрой…
— Но я не могу… — прервала его Мадзя.
Панна Сольская сжала ее руку.
— Так вы исполните нашу просьбу? — спрашивал Сольский с такой настойчивостью, что даже сестра посмотрела на него с укоризной.
Пани Коркович была уничтожена.
— Что ж! — сказала она изменившимся голосом, — если уж вы непременно хотите…
— Мы вам очень признательны, — сказал Сольский, кланяясь и пожимая пани Коркович руку. — Теперь твой черед, — обратился он к сестре.
— Ты поедешь с нами, милочка, ты мне не откажешь! Ведь ты нам родня! — умоляла Мадзю панна Сольская.
— Да, родня, — подтвердил брат, — по Струсям.
— Одевайся же, моя единственная, и раз уж пани Коркович оказала нам любезность и освободила тебя, поезжай с нами…
— Конечно, — сказал Сольский.
Через пять минут в роскошной гостиной остались только пани Коркович, которую, казалось, вот-вот хватит удар, и ее сын, который все еще не мог прийти в себя от изумления.
— Ха-ха-ха! — расхохотался он. — Родственница Сольских! Здорово у вас получилось, мама, с этой темной клетушкой!
— Мы будем навещать ее у Сольских! — вдруг произнесла мамаша. — Мы имеем право, это просто наш священный долг.
— Как же, примут они нас! Я ведь давно говорил вам, что они дрянь! — заключил пан Бронислав.
Линка и Стася, которые подслушивали под дверью, поняли, что произошло, и даже не простились с Мадзей. Они заперлись у себя в комнате на ключ и заливались слезами.
Когда обеспокоенная мамаша стала ломиться к ним в комнату, Линка крикнула ей:
— Ну, не говорила ли я вам, мама, что вы довоюетесь?
— Но мы будем навещать панну Бжескую у Сольских, — успокаивала ее пани Коркович, хотя сердце ее терзали дурные предчувствия.
Глава десятая
Дом друзей
С той минуты как Мадзя простилась с пани Коркович, она перестала понимать, что с нею творится.
Пан Сольский помог ей спуститься с лестницы, помог сесть в роскошную карету, не ту, что обычно приезжала за нею; рядом с Мадзей он усадил сестру, сам сел напротив дам, и карета тронулась, поскрипывая по снегу, который сплошной белой пеленой покрыл улицы и крыши домов.
Мадзя в молчании смотрела на Аду и пана Стефана. Она чувствовала, что надо что-то сказать, но ни слов, ни мыслей у нее не было. Никогда не думала она, что может оказаться в таком странном положении: ее буквально увезли, если не силой, то, во всяком случае, не с ее ведома и не по доброй воле.
Карета остановилась перед домом Сольских. Пан Стефан помог своим спутницам сойти, снова взял Мадзю под руку и повернул с нею к правому крылу дома. Заметив, что они миновали главный вход, Мадзя заколебалась; но Сольский не дал ей подумать и решительно, хотя в то же время деликатно, увлек ее наверх.
«Ужасный человек!» — подумала Мадзя, не смея сопротивляться.
На втором этаже их ждала молодая некрасивая горничная, которая была одета никак не хуже Мадзи.
— Ануся, вот ваша барышня, — показал Сольский горничной на Мадзю.
— Постараюсь, чтобы барышня были довольны, — храня серьезный вид, ответила некрасивая горничная.
При виде ее Мадзя отметила про себя мимоходом, что в доме Сольских вся мужская прислуга — красавцы, а женская — дурнушки.
Теперь Сольский остановился в дверях комнаты, и руку Мадзе подала Ада.
— Входи, Стефек, — сказала Ада брату. — Сегодня Мадзя в виде исключения разрешает тебе это. Твои комнаты, Мадзя, — говорила она с волнением в голоce. — Вот гостиная. Это рабочая комната, а там спальня, если захочешь, она может сообщаться с моей.
Комнаты были большие, светлые, веселые, кабинет с балконом, выходившим в сад, засыпанный сейчас снегом.
Мадзя позволила горничной раздеть себя и неподвижно остановилась посреди маленькой гостиной. С изумлением смотрела она на большие зеркала в золоченых рамах, на кресла и стулья, обитые голубым штофом, расшитым в полосы, на большие вазы свежих цветов.
— Стало быть, я больше не служу у Корковичей? — тихо спросила Мадзя.
— Нет, милочка, к твоему и нашему счастью, — ответила панна Сольская, покрывая Мадзю поцелуями. — Вещи привезут сегодня вечером.
— Кто же я сейчас?
— Наш друг, наша дорогая гостья, — сказала Ада. — Позволь мне, — продолжала она, — хоть немного вознаградить тебя за те неприятности, которые ты испытала по нашей вине…
— Я?
— Только не скрывай! Весь город уже знает, что пани Коркович велела подавать тебе кушанья после своего мужа, что поместила тебя в каком-то чуланчике и даже не позволяла проявлять жалость к людям. И все это потому, что ты не сумела завлечь нас в ее салоны.