–  А тогда...
– Нерги пожал плечами.
– Оторвать всех лазутчиков от дела и отправить их искать то, чего нет... я ведь тогда не знал наверняка.

–  А теперь знаешь?
– тихо спросил великий аргин.

Лерметт кивнул.

–  Теперь знаю. Амара больше не растет в дальней степи. И в средней тоже. У Найлисса не самые скверные лазутчики. Если насыпать гору иголок, они найдут ту единственную, у которой обломано острие. И если уж они не сыскали ни одного цветка амары иначе, как в Приречье, значит, и искать нечего.

Значит, вот когда... так давно... Нерги, я помню, как ты запрокидывал голову, хохоча над собственной неловкостью, когда аркан не подчинялся тебе... помню, как ты участвовал в скачках по весне вместе с нашими юношами, ты пришел тогда вторым, я помню... и как ты пил хмельную мираду, я помню тоже - вместе со всеми, из одной круговой чаши... а еще я помню, как ты плакал, торопливо глотая рыдания, возле Каменных Сестер - ты думал, что никто не видел, как совсем юный посол выплескивает свое отчаяние перед святыней всей степи, но я тебя видел - и я никому не сказал, никому, даже тебе... и какой крепкой и ослепительной всегда была твоя прощальная улыбка... так, значит, все это время ты лелеял в душе свой нынешний замысел? Уже тогда?

–  Теперь я убежден, - глухо произнес Лерметт.
– Как ни в чем другом. Я задал тебе загадку, и ты разгадал ее единственно верным способом... и это горько.

Аннехара согласно склонил голову. Что же, Нерги, ты оказался не тем, кем я тебя считал - но хотя бы возможности испытывать стыд у тебя не отнять. Спасибо и на том. Ты прав, Дурная Колючка. Владеть теми, кого ты столько лет называл друзьями, и вправду горько. Это такой ошеломляющий стыд, что его горечь ничем не смыть, никогда.

–  Повелевать тем, кто считал тебя другом, всегда горько, - отрезал великий аргин.
– Пожалуй, даже горше, чем подчиниться бывшему другу.

–  Что-о?
– Глаза Лерметта потемнели от гнева почти до черноты, рот сделался жестким, словно иссеченным из камня.

–  Оставь, - протолкнул сквозь стиснутые зубы великий аргин.
– Пустое. Меня наигранным гневом не проймешь. Я на своем веку и не такого навидался. Хватит ходить вокруг да около. Степь умирает - а значит, ты победил. Скажи, когда ты собираешься взять народ степи под свою руку, и довольно.

–  Наигранным, говоришь?!
– Лерметт резко, толчком выдохнул.
– Да меня в жизни еще так не оскорбляли!

–  Чем же это?
– ехидно поинтересовался великий аргин.
– Тем, что помешал тебе и дальше прикидываться, как это водится у послов?

–  Я и в бытность свою послом не прикидывался, - холодно возразил Лерметт.
– Просто обычные послы не позволяют себе выказывать гнев, а я не позволял себе его испытывать, только и всего. А сейчас позволил... и прошу прощения за свою несдержанность.
– Он овладевал собой с усилием настолько явным, что Аннехара впервые усомнился в своей правоте.
– Нет, подобным предположением меня не оскорбить.

Он снова выдохнул, быстро и нетерпеливо.

–  Меня за мою недолгую жизнь принимали за кого угодно... но еще никто не посмел посчитать меня огиери!

Огиери... отчего так больно слышать это слово из твоих уст, Нерги? Оттого, что никто из жителей заречья не знает, что оно значит? Вот как долго ты пробыл среди нас - ты даже знаешь, кто такие огиери. Духи убитых детей или юродивых. Они могучи, как любой дух - но они умерли, не обретя разум, и уже никогда ничему не научатся и ничего не поймут. Нет хуже, чем выпустить на волю огиери. К ним не то, что взывать бесполезно - их даже не умолишь прекратить делать то, что они делают. Проси, не проси, они тебя не поймут. Огиери в состоянии разбить тебе голову просто ради удовольствия послушать, как трещит твой череп, а потом забыть о тебе и заняться пролетающей птицей она ведь тоже красивая. Ты знаешь, кто такие огиери, Лерметт... знаешь, как один из нас... но разве я назвал тебя так?

–  То, в чем ты меня обвинил...
– Лерметт остановился на мгновение.
– Я не говорю уже, что это гнусно и подло свыше пределов вообразимого - пусть так. Пусть даже ты решил, что я способен на такую гадость.
– Губы короля брезгливо искривились.
– Но, ради всего святого, Аннехара - как ты мог подумать, что я способен на такую глупость?

От изумления великий аргин лишился дара речи.

–  Взять вас под свою руку, да?
– с невероятно ядовитой издевкой произнес Лерметт - вот уж, действительно, Нерги.
– Всех до единого? И как долго эта рука способна давать, пока не оскудеет? Да, и еще, Аннехара - а что будет, когда она оскудеет, и остервенелые от голода толпы начнут рвать друг друга в клочья? По-твоему, я этого и добиваюсь?

Вся ярость великого аргина растаяла, как иней на траве. Теперь, когда Нерги сказал все это... да, действительно, получается немыслимо глупо. Чтобы захотеть такого, нужно и впрямь быть тупым, как огиери. Но если Нерги замыслил вовсе даже не это... тогда - что же?

Это не имело значения.

Здесь и сейчас это больше не имело значения.

–  И ведь ты меня не первый год знаешь!
– возмущенно присовокупил Лерметт.
– Как тебе только в голову могло прийти!

А вот это имело значение. Здесь, сейчас и всегда.