Почти каждый день в обеденный перерыв, да и вечером, Руди и Георг сидят с боцманом Иогансеном на бот-деке.

Боцман плавал по всем морям, видел так много людей. Он так много знает! Ребята могут задавать ему любые вопросы, и почти на каждый он может ответить. А если боцман чего-нибудь не знает, он не плетет вокруг да около, а прямо говорит: "Надо пойти заглянуть* в справочник!" - и уходит в каюту. Потом приносит оттуда карманную энциклопедию.

Хорошо юнгам с боцманом! Вечером, лежа на койках, они еще долго вспоминают рассказы Иогансена.

Иногда ребята спорят. Руди ревнует Георга и как-то раз говорит:

– Ишь, какой ты ему друг сердечный! Говоришь о нем прямо как жених о невесте!

Но Георг только смеется в ответ. Тогда Руди хвалится:

– Да я его гораздо дольше знаю, чем ты, и он мне резную лодочку подарил!

– Ты мне это уже три раза рассказывал!
– парирует Георг.
– И потом, это никакого значения не имеет. Мы с боцманом понимаем друг друга гораздо лучше.

Руди даже вскакивает на своей койке:

– Почему это вы друг друга лучше понимаете?

– Не поймешь ты этого!

– Брось ты дурака валять! Что я, маленький, что ли?

– Да ты ведь не веришь нам, - тихо и уже серьезно говорит Георг.
– Ты ведь все еще веришь тому, чему учили тебя в школе и твой штурмфюрер * из гитлерюгенд.

– Штурмфюрер?!
– возмущается Руди.
– В гитлерюгенд нет штурмфюреров. А кроме того, я был в юнгфольке. И там начальник называется штаммфюрер. Ты вообще в этом ничего не понимаешь, а судить берешься.

– И ты еще эту лавочку защищаешь? Они же тебя выгнали!

* Штурмфюрер - звание командного состава штурмовых отрядов.

– Лавочку...
– Руди качает головой.

– Да это все равно. Во всяком случае они тебя выгнали.

– Вот вернемся из первого рейса, они мне и вернут билет. Они меня обязательно примут.

– А тебе охота?

– Ведь правда-то моя? Я же ничего плохого не сделал?

– Вот именно. Ты отказался повиноваться - в этом все и дело. Ты под их гребенку не подошел.

– Куделек говорил, что я правильно сделал. И боцман Иогансен тоже!

– А ты ведь, правда, как маленький! Конечно, правильно. Ты это говоришь, я говорю, Иогансен говорит... А вот начальники в гитлерюгенд этого не говорят. Теперь понял? И капитан.

– Капитан?
– Руди потер себе ногу, как будто это было самое важное.
– Слушай, Георг! Так ты считаешь, не примут они меня больше?

– Может быть, и примут, если ты покаешься.

– Но ведь они не имеют права...
– Руди задумывается. Давно уже одна мысль не дает ему покоя. "Ну, а если Георг прав?" Ведь он, по правде сказать, верит Георгу. Но он еще верит и в то, что ему говорили в школе и что ему говорит капитан. Что же такое происходит с ним?

Однажды вечером Георг вдруг шепчет ему:

– Знаешь, мне страшно. Вот придем мы в Гамбург... Мне надо будет по-настоящему оформиться... Они начнут меня расспрашивать, потом будут справки наводить - вот и выяснится...

– Страшно?
– бормочет Руди себе под нос.
– Что же это за страх?

Когда-то давно, дома, в Мейсене, у него был дружок.

Курт Шенбаум звали его. Два года они сидели вместе на одной парте, а после обеда тоже не расставались: играли на улице. Он брал у Курта книги читать. Но вот как-то раз к дому, в котором жил отец Курта, доктор Шенбаум, подъехала машина. Вылезли из нее крейслейтер * и еще четыре человека. Руди всех их видел. И они увезли отца

* Крейслейтер - высший чиновник округа в гитлеровской Германии.

Курта. А в газете было написано, что доктор Шенбаум - еврей, и что ему нельзя было на немке жениться. С тех пор у Руди не было больше дружка. А не так давно мать написала Руди, что доктор Шенбаум умер. Руди знает, что он был в концлагере, так рассказывали во дворе. Но Руди не знает, что это такое на самом деле, тюрьма или каторга.

Но с Куртом он играть больше все равно не мог. Только один раз он разговаривал с ним. Вечером того дня, когда арестовали доктора Шенбаума. "Мне так страшно!" - сказал тогда Курт.

"Страх!" - шепчет Руди. В грозу на Везере под парусами Руди тоже страх обуял. Это когда Иогансен вытащил из воды парня и мертвую девушку. Страшно было Руди и тогда, когда Медуза гонял Эрвина по реям, а честно говоря, почти каждый раз, когда приходилось встречать Медузу. До сих пор Руди не может забыть его улыбки.

Георг гасит свет и залезает к себе на койку. А Руди прижимает руки к потолку у себя над головой: нет, руки не дрожат. И, хотя сейчас у них в каюте совсем темно, Руди все еще видит глаза своего друга.