Богров выжидательно взглянул.

– В самом деле?
– вежливо отозвалась.
– Но согласитесь, язык у нас у всех один- русский, только диалекты разные.

– Вы это не вздумайте сказать интеллигентному украинцу, - посоветовал Богров.

Осталась позади шумная привокзальная площадь, въехали на Бибиковский бульвар, Зинаида увидела памятник, спросила - скорее из вежливости:

– Кто это?

– О-о, - отозвался Богров, - ваш вопрос повод для сопоставления. Помните? "Он взял Париж, он основал лицей" 1. Заслуживает памятника? А этот... Он основал свеклосахарный завод...

– Тоже дело, - рассмеялась Зинаида.
– Так кто же он?

– Граф Бобринский... Он еще и учредитель Царскосельской железной дороги, - и такое открытое пренебрежение прозвучало в голосе Богрова, что Зинаида удивленно покачала головой.

– Да вы, никак, революционер?

– Останови-ка...
– приказал Богров кучеру.
– Тут уже недалеко, - объяснил, вежливо подал руку, помог выйти. Понимаете, я - еврей. И, как всякий еврей, я не могу любить эту власть. Власть черты оседлости, процентной нормы и идиомы "жид пархатый". Понимаете?

– Понимаю, - кивнула.
– Трудный вопрос. Но вот у вашего батюшки доходный дом.

– Он еще и член Дворянского клуба, - вяло произнес Богров.

– Вот видите...
– обрадовалась.
– Кто хочет - тот может. Вопреки всему!

– Но ведь все, кроме нас, - благодаря, а не вопреки. Это справедливо?

– Не знаю, - растерялась.
– Нет, наверное... Но ведь это не вчера началось. И не в России.

– Но в России это должно закончиться, - сказал непримиримо.

– Вы знаете - как?
– махнула рукой.
– Революция? Это уже было. Пожары, убийство, разорение. Нет.

– Есть и другие способы...
– От мелькнувшей сумасшедшей улыбки Зинаиде Петровне стало не по себе.

– Послушайте... Дмитрий... Я, право же, боюсь к вам идти. Мне страшно. Вы как-то сразу сделались другим...

Крепко взял под руку.

– А мы уже пришли...

И в самом деле: справа уходил в небо многоэтажный дом крашеного кирпича, занятной архитектуры - изогнутые, затейливо отделанные фронтоны и классические навершия окон. Все это очень напоминало что-то, было таким знакомым. Перехватив взгляд Зинаиды, Богров насмешливо сощурился.

– По заказу деда строили... Он по-русски писал о еврейской жизни и до сих пор имеет своих читателей. Он хотел, чтобы дом неуловимо напоминал синагогу...

– Да. Что-то мавританское, - согласилась.
– Ваша испанская родина.

– У нас нет родины, - белозубая усмешка превратилась в оскал.
– Но сделаем все, чтобы оная появилась. Нам на пятый этаж. Лифт работает, не беспокойтесь.

Поднялись, мелкокивающий управляющий отпер красивые двери с начищенными ручками, и Зинаида оказалась в огромной квартире, модно обставленной в стиле модерн.

– Если что - звоните ему.

Богров поклонился и ушел.

– Телефон - здесь, - повел рукой управляющий, зачастив головой вверх и вниз мелко-мелко, словно заводная игрушка.

И Зинаида осталась наедине с собой. Первым делом она прошлась по комнатам, заглянула на кухню, в ванную. Да-а... Строитель предусмотрел все для жизни без забот и нервов; светлые, огромные комнаты с высокими потолками; тщательно подогнанный и отделанный паркет; гардины и легкие шторы; мебель, которая вписывалась в пространство так, словно родилась вместе с этим пространством. Удобная плита, обилие шкафов и шкафиков, невиданные краны и метлахская плитка удивительной красоты... Никогда прежде не видела Зинаида таких квартир. Приходилось бывать и в очень богатых, но там все было в археологической пыли и заставлено так, что человеку и поместиться было негде, здесь же все радовало и призывало: живи, наслаждайся, мир создан для тебя одного... "Да неужто настанет такой день, - думала, - когда все мы, все люди станем жить вот так, беззаботно и радостно, и наши устремления будут направлены только на духовное обогащение, на то, чтобы понять жизнь и проникнуть в Божественный замысел? Вряд ли... Слаб человек и пуст. Жаден и глуп. Наивен и восторжен. Завистлив и безжалостен. И поэтому всегда предпочитает обещания, сказку, погоню за выдумкой Метерлинка1 реальному тяжелому труду, взаимопомощи и искренней заботе о ближних своих. Разве может устроиться жизнь иначе? Никогда!" Эти размышления прерваны были резким телефонным звонком, и Зинаида Петровна сняла трубку.

– Здесь...
– и запнулась. Назвать себя? Что-то подсказало: делать этого не следует.

– Можете себя не называть, - послышался в трубке встревоженный девичий голосок.
– Я вас знаю, но теперь не до объяснений...

– Хорошо, - согласилась, - но на один вопрос вам придется ответить если вы хотите продолжения. Как вы меня нашли?

– Я встречала вас на вокзале.

– Что?..
– Зинаиде показалось, что потолок валится на голову.

– Ничего такого. С некоторых пор я встречаю все поезда из Петербурга. Поймите: все очень и очень непросто. Вы не должны делать глупостей. Иначе ваша миссия здесь потерпит фиаско.

– Что вы можете знать!..
– крикнула в сердцах.

– Все, - послышалось на другом конце.
– Итак: вы рядом с Крещатиком. Выйдете из дома направо и через минуту там окажетесь. Прямо перед вами, на другой стороне, - кирпичное строение. Это Бессарабка, рынок. Идите туда, найдите мясной ряд, там больше всего народу. Я к вам подойду.
– В трубке щелкнуло и наступила тишина.

"Как это может быть?
– заметалась Зинаида.
– Идти? Не идти? Может быть, посоветоваться с Дмитрием? Хотя какое ему дело... А если этот неведомый звонок принесет свободу Евгению?" Эта, последняя мысль была столь убедительна, что Зинаида Петровна опрометью скатилась по лестнице, даже не подумав дождаться лифта.