– Какое это имеет значение?

– Дело в том, что предоставляемая вам новая квартира уже на две трети обставлена всем самым необходимым, включая автоматическую стиральную машину и центрифугу для утилизации мусора. Нет, естественно, таких вещей, как телевизор, пылесос, шторы на окнах и разное чисто личное имущество. Со дня переселения все содержимое квартиры является вашей собственностью, так что если то, что сейчас стоит у вас в комнате, не новее трехлетней эксплуатации, я рекомендовал бы не заниматься лишней транспортировкой. Соберите лишь одежду, личные вещи, бытовую технику, если есть, и прочие семейные мелочи. Чтобы весь скарб спокойно вошел в обычный двухтонный автомобильный контейнер. Он будет около вашего дома ровно через две недели, день в день, в десять часов утра. Вещи повезет грузовик, а сами поедете на микроавтобусе «Латвия». С собой возьмите только деньги и документы, все остальное – в контейнер. Здесь, в институте, ничего улаживать не нужно, все уже обговорено, и необходимые документы о вашем переводе придут в «Золотой ручей» без нашего с вами участия. Так я говорю, господин Ледовской?

Директор согласно кивнул и буркнул что-то нечленораздельное.

– Тогда все, счастливо, – Славгородский по очереди попрощался за руку с Прохоровым и директором института, взглянул на часы и походкой миллионера, вышагивающего перед сотней репортеров, прошествовал через весь огромный кабинет, скрывшись за входной дверью.

В помещении повисла секундная пауза.

– Я не нужен? – первым спросил Прохоров, уже поворачиваясь по направлению к выходу.

– Идите, работайте… Вадим Витальевич, – смотря в давно не мытое окно, равнодушно бросил Ледовской и в задумчивости облокотился на массивный дубовый стол. Директор наблюдал за терзаемыми холодным осенним ветром ветками березы и за одиноким, все еще не сорванным со своего места желто-коричневым листком в форме сердца. Осень заканчивалась… Еще две недели – и, возможно, выпадет первый снег. Нагрянут морозы. А за ними совсем скоро Новый год. Тысяча девятьсот девяносто второй от Рождества Христова.

На следующий день старший научный сотрудник пришел на работу в совершенно новом твидовом пиджаке, черных брюках, белой рубашке с красным галстуком и сверкающих, вишневого цвета ботинках. Начиная с этого дня он уже почти не работал, а только бесцельно слонялся по институту, несколько раз за день по полчаса просиживал в институтском кафе, не спеша попивая кофе со сливками и не особо желая вступать в пространные беседы с коллегами. На все задаваемые вопросы Прохоров отвечал почти всегда односложно: «Да», «Нет», «Возможно», «Перевожусь», «Две недели» и тому подобное. Сотрудники НИИ сильно ему не докучали, знали – у парня «чемоданное» настроение. Мысленно он уже там, на новом месте, с новой зарплатой и квартирой, и новыми, несоизмеримо большими возможностями продолжать исследования по известной теме. Но в одном мнение коллег было единым – после открытия алгоритма Прохоров зазнался, день за днем превращаясь в горделивого, смотрящего на всех свысока человека. Раньше он таким никогда не был, за все пятнадцать лет работы.

На четвертый день после подписания документов Прохоров возвращался после работы домой, привычно зашел в свой подъезд и вдруг услышал, как сзади кто-то негромко чихнул. Он обернулся и заметил стоящего возле почтовых ящиков мужчину в тех же самых черных джинсах и той же, только теперь уже с белой меховой подкладкой, черной джинсовой куртке.

Мужчина легонько кивнул и тихо спросил:

– Все в порядке? Один?

– Да, – Вадим Витальевич снова ощутил уже почти забытое чувство страха, хотя все вроде бы не предвещало ничего опаснее обычного разговора с представителем «структуры».

– Приезжал профессор? – Мужчина покосился на торчащий сквозь расстегнутую на кожаной куртке Прохорова «молнию» узел галстука. Уже четвертый день он видел этот условный знак.

– Приезжал. Через десять дней, семнадцатого утром, уже отчаливаю в «Золотой ручей». Адрес проживания новый пока не знаю, не говорили. Документы на перевод оформляют, договор и документ о неразглашении я уже подписал.

– Хорошо. Мы тебя сами отыщем, не беспокойся. Возьми деньги и таблетку, – гонец достал из-за пазухи две пухлые пачки денег, перетянутые резинками, и небольшую коробочку. – На следующей неделе, как и договаривались, получишь ампулу с противоядием. Зарплату тебе новую определили в двадцать тысяч в месяц. Доволен? – безапелляционно спросил мужчина.

– Спасибо… Какие дальнейшие инструкции? Что мне делать? – Прохоров поспешно затолкал деньги в куртку, а таблетку положил в карман брюк. – Как связываться будем?

– Много вопросов. Все узнаешь из письма. Его получишь уже на новом месте. За тобой постоянно будут смотреть. Знай это. Работай спокойно, месяц, три, год – сколько нужно. Для связи с нами получишь портативную рацию, настроенную только на одну волну. Сигнал с нее идет кодированный, не прослушивают. Внешне она как карманное радио, с антенной и несколькими местными диапазонами. Никто ничего не заподозрит. Слушай дома, бери его на природу, куда угодно, только не в Центр. Как включить связь, узнаешь из письма. Глупостей, надеюсь, не станешь делать? – взглядом волка окинул Прохорова представитель «структуры».

– Что вы, нет, конечно! Только… как деньги от вас получать буду? – не удержался от мучившего его вопроса Вадим Витальевич и тут же заметил, как в полумраке вечернего подъезда, освещенного лишь одной тусклой и грязной лампочкой под потолком, сверкнули в понимающей ухмылке фиксы собеседника.

– Молодец, правильно мыслишь! – одобрительно закивал мужчина. – Вопрос не сложный, все узнаешь из письма. Только читай его сразу же, как найдешь.

– Почему? – Ничего глупее Прохоров спросить не мог, но вопрос сорвался с языка сам собой.

Гонец мафии только негромко выругался и, не прощаясь, вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Вадим Витальевич еще минуту в задумчивости стоял возле закутка с висящими на обшарпанной стене почтовыми ящиками, а затем медленно поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь, ровно три раза. В коммуналках существует своя система оповещения жильцов, кому именно нужно идти открывать дверь. Схема эта известна всем более-менее часто приходящим в квартиру людям и незыблемо соблюдается каждым из них. У Прохорова же за прожитые здесь полтора десятка лет выработалась устойчивая привычка во все без исключения двери звонить именно три раза.