— Да! — Я в изнеможении опустилась на табуретку и в порыве чувств даже проглотила столовую ложку ужасного салата. — Насколько мне помнится, физиономия у Москвина действительно ничем не примечательная. И ладно бы он еще был знаменитым артистом: каким-нибудь там Вячеславом Тихоновым или Бондарчуком. А то сидит тихий, незаметный мужичок, отвечает на вопросы. Анна Львовна капустку с луком перемешивает, изредка в телевизор косится, а что за дяденьку показывают, и не понимает толком. Зато потом начинают крутить кино про врачей, и дальше, как ты говоришь, ассоциативный ряд совершенно понятен. Спустя два часа бабушка выходит на лестничную клетку, просекает знакомое лицо, но, естественно, не может вспомнить, где его видела, а в подсознании «включается» логическая цепочка: больница, врачи, участковая, рецепты…

Под окном, прошелестев шинами, проехал автомобиль. Наверху соседская девочка уселась за фортепиано. Услышав пронзительные и жалобные, как предсмертные вопли кролика, звуки «Вальса-фантазии», Леха страдальчески сморщился.

— Вообще, с пьесами очень странно… — проговорил он, шевеля пальцем в ухе так, будто туда попала вода. — Как же я сам-то не обратил внимания?

— Ну! — Я развела руками, словно само собой разумелось, что гость мой — умственно неполноценный.

— И «Провинциалка» ведь была в режиме авторской правки. Ну, с синим курсивом… Как бы два варианта текста получалось! Я еще подумал: «Творец»!

«Демиург»! Самому что-нибудь путное написать слабо, так давай современную «классику» править!"

— Леш, а вот та, две недели назад законченная пьеса, которая в другом файле хранилась? Она как, ничего была?

— Я читал, что ли? — Он почти возмущенно фыркнул. — Много у меня там времени было. Может, ничего, может, дерьмо полное… Ты в том смысле спрашиваешь: стал бы он ее или нет Москвину предлагать?

— Да… Хотя нет… — Я закинула ногу на ногу и задумчиво посмотрела сквозь красный кристалл вина, заключенный в полусферу бокала, на лампу в старом плафоне. — Я вот о чем думаю… Будь это действительно Москвин, кое-что не складывается. Все-таки он — имя, фигура! А кто такой Вадим Петрович Бирюков?

Его и не знал-то никто. При нормальных отношениях «покупатель-продавец» Бирюков должен был записываться к Москвину на прием, а уж никак не наоборот. Почему же пришел он? Что случилось?

— А если предположить, что они были друзьями? Старыми, добрыми приятелями, например? Разве у великих нет друзей и одноклассников? Тогда, кстати, вполне возможно, что это с Москвиным фотографии прежде были на той странице в альбоме…

— Фотографии фотографиями, но деловые отношения такого рода, как правило, дружбе не способствуют.

Леха еще немного посопел, залпом допил вино и снова наполнил наши бокалы, почти не глядя, но точно, как заправский пьяница. Я отломила еще один кусочек котлеты и отправила его в рот.

— Вот если что-то в системе «покупатель-продавец» вдруг разладилось… — Челюсти мои двигались медленно, как у засыпающего суслика. — Если разладилось… Тогда все это выглядит очень логично. Москвин пришел прояснить отношения, расставить точки над "и". Бирюкову могло показаться, что ему мало платят. Или, наоборот, он мог напиться и впасть в депрессию по поводу своей загубленной творческой судьбы, в смысле: ну их на фиг эти деньги, пусть зато все узнают, какой гигант драматургии Вадим Петрович Бирюков!

— То есть ты думаешь, что он хотел разорвать с Москвиным отношения или даже пытался его шантажировать?

— А почему нет?

— Потому… — Леха нравоучительно, но как-то не очень уверенно потряс указательным пальцем, — что все это запросто может оказаться нашими с тобой домыслами. Москвин действительно имя и фигура, а мы вот так легко и непринужденно бросаемся достаточно серьезными, но бездоказательными обвинениями… А что, если бабушка в тот день смотрела не НТВ, а ОРТ? И все!

Все рассыпается, как карточный домик! — Но пьесы-то в файле «arhiv» остаются!

— А может, Бирюков — маньяк? Может, у него прикол такой — чужие пьесы в «Word» переписывать? Мы, между прочим, там и Шекспира нашли в режиме «показывать исправления на экране». Так что же, «Гамлета» тоже Вадим Петрович написал?

Я резко встала, взяла свою тарелку и чуть ли не швырнула ее в раковину.

Скептицизм и обидное здравомыслие Митрошкина раздражали несказанно.

— Ну, значит, и давай так сидеть! — Голос мой задрожал и сорвался. — Давай сидеть и закрывать глаза на то, что у Москвина мог быть мотив для убийства Бирюкова! В конце концов, он вполне мог оказаться тем человеком, который пытался оказать Вадиму Петровичу первую помощь и почти наверняка что-то видел или слышал! Давай, давай сидеть и трескать салат, за рецепт которого цезарь Борджа вместе с Екатериной Медичи по полцарства бы отвалили!

— А ты что так кипятишься? — глумливо заметил Леха, невинно хлопая глазами. — Ты, как я понял, вообще уезжаешь? Вон и чемоданчики уже собрала!

Я-то еще могу здесь в Москве посидеть и мозгами пораскинуть. У меня время есть.

Да и знакомый, кстати, один, которого можно о господине Москвине порасспрашивать…

— Знакомый? Что за знакомый?

— Да тебе-то какая разница?.. Ты давай упаковывай чашки, ложки, тарелки… Что там еще не сложила?

— Леша, — я вернулась за стол и с детсадовской покорностью сложила руки на коленях, — Леша, я остаюсь, если ты обещаешь познакомить меня с этим своим знакомым. Насчет него ты ведь не врешь, надеюсь?