Отворилась дверь и в кабину, согнувшись и кряхтя, влез первый милиционер. Он снял мокрую шапку, отряхнул и положил на колени. Вслед за ним в фургон просунулась крашенная под мореный дуб женская голова.

– Мальчики!
– пропела она, бедненькие! Заждались совсем... Ты давай залазь да поехали, - сурово оборвал ее первый милиционер с небрежностью хозяина. Голова обрадовано закивала и вскоре в фургоне стало тесно и душно от вплывшего туда женского тела, в котором Саранцев с неудовольствием признал продавщицу винного отдела.

– Тетинька!
– снова зарыдал мальчик.
– Вот только вам одной правду скажу, не угонял я мотоцикла. Хотите, мамой поклянусь?

– Это еще кто?
– удивилась продавщица.

– Да так, сволота, - махнул рукой первый милиционер.
– Этого-то узнала, наверное, - он кивнул на Саранцева, - бутылку у тебя спер...

– Так это не он, - усомнилась продавщица, не сводя с Саранцева крохотных перламутровых глазок.
– Того я знаю. Гога. Ханыга тутошний.

– Ладно. Гога-магога. Хрен, как у бульдога, - пробормотал первый милиционер.
– Поехали, там разберемся.

– Павлик, - растерянно сказала вдруг продавщица.
– Павлик Саранцев. Ну точно!

– Какой такой Павлик?
– встревожился второй милиционер.

– Я ж говорю - Саранцев!
– вскрикнула продавщица.
– Мы с ним учились в одном классе пять лет. Паш, ты меня помнишь, нет? Галя Решетникова... Ба, неужто забыл?

Саранцев и не силился вспомнить никакой Гали Решетниковой, да и неважно это было. Важно другое - забрезжил вдруг тусклый огонек надежды, и важно было не загасить этот огонек, дать ему вывести себя из этой ужасающе безнадежной топи...

– Еще бы не помнить, - сказал он вдруг вольно раскованно, словно находился не в милицейском фургоне, а в банкетном зале.

– Он у тебя бутылку спер, - вежливо напомнил ей первый милиционер.

– Кто, Павлик?
– глаза продавщицы, и без того маленькие, совсем исчезли из виду от негодования.
– Да ты что! Он школу с медалью кончил. А бутылку, я же ясно сказала, Гога спер. А Павлик, поди, не пьет совсем.

– Вообще-то он не пьяный, - осторожно подал голос второй милиционер.

– Конечно не пьяный!
– воодушевилась одноклассница.
– Я ж говорю... Слушайте, мальчики, отпустите вы его, а? Да чтоб Павлик Саранцев бутылку? Даже смешно.

Ма-альчики!

И потому, как мальчики переглянулись, солидно так, основательно, он понял:

отпустят. Ну, может не сразу, ну помурыжат еще, попереглядываются, похмыкают, а потом отпустят. И тут на радостях опознал-таки Саранцев свою избавительницу. В самом деле, была ведь такая, Галя Решетникова, маленькая, худенькая, ушла, кажется, в восьмом классе куда-то в училище и с той поры бесповоротно всеми позабыта. И никогда бы уж, верно, не вспомнил...

– Ну и что?
– первый милиционер говорил медленно так, с растяжечкой, что ли, отпустить мужика?

– Отпустить!
– решительно и победно произнесла продавщица.

– Короче, так. Документы какие с собой есть?
– столь же медленно спросил первый.

– Есть, - радостно сказал Саранцев, и, порывшись, добыл из кармана величественный, как молитвенник, паспорт.
– Вот. Знаете, по чистой случайности с собой. Обычно не ношу. Талоны забирал.

Однако первый, приняв документ, не стал его даже раскрывать, а попросту сунул его в карман.
– Короче. За паспортишкой зайдешь завтра в отделение. Знаешь, где?

Зайдешь в триста вторую комнату, к капитану Дорохину. Понял меня? Сейчас иди домой, тут не гужуйся. Понял меня?

– Павлик, кого из наших увидишь, привет от меня огромный!
– сказала Галя Решетникова. Ее глаза сияли радостью и добродетелью.

– Передам, - тихо сказал Саранцев, когда очутился на воле, дверца за ним закрылась и "уазик" укатил прочь.
– Непременно. Всем, кого увижу. Привет от Гали Решетниковой...

Саранцев брел, не разбирая дороги, отгородившись от мира, как коконом, туманной моросящей влагой, от которой он сам стал тяжелым и рыхлым, как хлебный мякиш.

Звуки плавали в мутноватой жиже суетно и бестолково, сливаясь в неразличимый, ненужный фон. Очень скоро безудержный восторг от нежданного, чудесного избавления расплылся и перерос в горькую обиду непонятно на кого, а потом в невыносимый, тянущий душу стыд. "За что?
– задавал он себе глупый, выспренний вопрос.
– Что я им всем сделал?" Казалось, он ненароком прогневил кого-то очень могущественного и капризного.

Когда же Саранцев решил осмотреться, дабы определить местонахождение, он обнаружил, что вновь находится на Тамариной улице и даже под стенами Тамариного дома. Оставалось лишь повернуть назад, что он и сделал. И тотчас, на углу столкнулся с веселой компанией. Впереди на несгибающихся ногах, преодолевая какое-то незримое препятствие, шагал Афанасий. Следом, воинственно сцепившись, шли Тамара и Геля. И замыкал процессию Гоша. Он-то и заметил запоздало затаившегося Саранцева.