– Где я?
– прошептала Мэри.

– Ты здесь, с нами. Ты в безопасности.

– Эдуард?

– Да, это Эдуард. И Юргенс. Он приготовит тебе чаю.

– Я проснулась, а они склонились надо мной, они смотрели на меня.

– Тише, успокойся. Отдохни. Расслабься. Не волнуйся. Расскажешь попозже. Все в порядке.

– Да, в порядке, - согласилась она и замолчала. Обнимая ее, Лэнсинг ощутил, как напряжение покидает ее оцепеневшее тело.

Наконец она выпрямилась и отстранилась от него, уселась и взглянула Лэнсингу в лицо.

– Это было ужасно, - сообщила она спокойным голосом.
– Я ни разу не была так напугана.

– Теперь все кончилось. Что это было... дурной сон?

– Не просто сон. Они были там по-настоящему, висели в небе, склонились с неба. Дай, я выберусь из мешка и пойду к огню. Ты сказал, Юргенс заваривает чай?

– Он уже настоялся, - откликнулся Юргенс, - я налил. Если не путаю, вам две ложки сахара?

– Верно, две ложки.

– А вам налить чашечку?
– спросил он у Лэнсинга.

– Будь так добр.

Мэри и Лэнсинг уселись рядышком у костра, а Юргенс присел сбоку на корточки. Пламя уже охватило подброшенные Юргенсом в костер дрова, костер разгорелся. Некоторое время они в молчании потягивали чай. Наконец Мэри сказала:

– Я не отношусь к числу ваших пугливых дамочек. Ты знаешь об этом.

– Конечно, знаю, - кивнул Лэнсинг.
– Ты можешь быть крепкой, как кремень.

– Я проснулась. Пробуждение было легким и приятным. Меня никто не вырывал из объятий сна. Когда я пробудилась, я лежала на спине, и потому глядела прямо в небо.

Она отхлебнула чаю и помолчала, словно заставляя свой дух укрепиться для того, чтобы продолжить рассказ. Потом поставила чашку на землю и повернулась к Лэнсингу лицом.

– Их было трое. Трое - то есть, мне так кажется. Может, и четверо. Просто три лица - ни следа остальных частей тела - только лица. Большие лица. Намного больше человеческих, хотя я уверена, что это были люди. Они выглядели людскими - три больших лица в небе, заполнившие собой половину небосвода, они глядели на меня. А еще я подумала, как глупо считать, что я вижу лица. Я поморгала, решив, что у меня разыгралась фантазия, и они исчезнут. Но когда я проморгалась, я увидела их даже отчетливей.

– Спокойно, - придержал ее Лэнсинг.
– Не торопись.

– Я спокойна, проклятье, и не тороплюсь. Ты думаешь, что это галлюцинация, не так ли?

– Нет, - возразил он.
– Раз ты говоришь, что видела их, значит, так оно и было. Я же сказал, что ты - как кремень, а?

Юргенс подобрался поближе и долил им чаю.

– Спасибо, Юргенс, - кивнула Мэри.
– Ты сделал чудесный чай.
– И продолжала: - В лицах не было ничего плохого, ничего ошарашивающего. Теперь, вспоминая их, я вижу лишь обычные человеческие лица. Один был с бородой. Он был молод, а двое других были стариками. Я же говорю, в них не было ничего необычного - во всяком случае, поначалу. А потом это начало просачиваться в меня. Они пристально, с интересом разглядывали меня. Вроде того, как разглядывают мерзкое насекомое, какую-то отвратительную тварь, некую новую форму жизни. Словно я не была живым существом, а лишь вещью. Вначале мне показалось, что они смотрят на меня с неким подобием сострадания, но потом я поняла, что это не так - скорее это было смесью презрения и сожаления, и вот сожаление-то и ранило больней всего! Я чуть ли не читала их мысли. Боже мой, они думали, мол, вы только поглядите! А потом, а потом...

Лэнсинг промолчал. Он чувствовал, что пора говорить еще не настала.

– А потом они отвернулись. Они не ушли. Они отвернулись, потеряв ко мне интерес. Словно я была недостойна их внимания, недостойна презрения, пребывала ниже их жалости. Будто я была пустым местом - а вместе со мной и все остальное человечество. Они осуждали нас на небытие, хотя, пожалуй, "осуждали" - сказано чересчур сильно. Мы недостойны даже их осуждения. Мы просто низшие существа, о которых они тут же и позабыли.

Лэнсинг перевел дыхание.

– Во имя Господа, даже не заинтересовались...

– Это верно. Не заинтересовались. Это и потрясло меня больше всего. Эдуард, быть может, моя реакция...

– Давай не будем о реакциях. Моя реакция оказалась бы такой же скверной, а то и похуже.

– Что они такое, по-твоему? Не кто, а что?

– Не знаю. Пока что не могу даже предположить.

– Но это не мои фантазии?

– У тебя не бывает фантазий. Ты - трезво мыслящий инженер. Все - чепуха, винтики-шпунтики. Ты реалистка. Дважды два четыре, а не три и не пять.

– Благодарю.

– Позже, - продолжал он, - мы часами будем ломать голову, гадая, кто они такие, но не теперь. Ты еще не отошла от этого. Позже.

– Кто-нибудь другой мог бы сказать, что они - боги. Сандра бы так и сказала. Пастор объявил бы их дьяволами, покушавшимися на его душу. А я могу сказать лишь одно: они были полны божественного высокомерия, бездушия и самоуверенности, но они не боги.

– Некогда роботы считали людей богами, - произнес Юргенс.
– Да и потом, в определенном смысле так оно и есть. Вы в состоянии понять, почему мы так думали, ведь люди создали нас. Но мы выросли из этого. Спустя некоторое время мы поняли, что люди - всего лишь одна из форм жизни.