Клиффорд САЙМАК
ПОВЕДАЙ МНЕ СВОИ ПЕЧАЛИ
Была суббота, и дело шло к вечеру, так что я устроился на крылечке и решил как следует поддать. Бутылку я держал под рукой, настроение у меня было приподнятое и поднималось все выше, и тут на дорожке, ведущей к дому, показались двое: пришелец и его робот.
Я сразу смекнул, что это пришелец. Выглядел он в общем-то похожим на человека, но за людьми роботы по пятам не таскаются.
Будь я трезв как стеклышко, у меня, может, глаза слегка и полезли бы на лоб: с чего бы пришельцу взяться у меня на дорожке, - и я бы хоть чуточку усомнился в том, что вижу. Но трезв я не был, вернее, был уже не вполне трезв.
Так что я сказал пришельцу "Добрый вечер" и предложил присесть. А он ответил "Спасибо" и сел.
– Ты тоже садись, - обратился я к роботу и подвинулся, чтобы ему хватило места.
– Пусть стоит, - ответил пришелец.
– Он не умеет сидеть. Это просто машина.
Робот лязгнул на него шестеренкой, а больше ничего не сказал.
– Глотни, - предложил я, приподнимая бутылку, но пришелец только головой помотал.
– Не смею, - ответил он.
– Метаболизм не позволяет.
Это как раз из тех хитроумных слов, с какими я немного знаком. Когда работаешь в лечебнице у доктора Абеля, поневоле поднахватаешься медицинской тарабарщины.
– Какая жалость, - воскликнул я.
– Не возражаешь, если я хлебну?
– Нисколько, - сказал пришелец.
Ну, я и хлебнул от души. Видно, чувствовал, что выпить надо позарез. Потом я поставил бутылку, вытер губы и спросил, нет ли чего другого, чем я могу его угостить. А то с моей стороны ужасно не гостеприимно было сидеть и лакать виски, а ему даже и не предлагать.
– Вы можете рассказать мне про этот город, - ответил пришелец. Кажется, его имя Милвилл?
– Милвилл, это точно. А что тебе надо про него знать?
– Всевозможные грустные истории, - сказал робот. Он, наконец, решил заговорить.
– Робот не ошибается, - подтвердил пришелец, устраиваясь поудобнее в позе, явно выражающей предвкушение.
– Поведайте мне обо всех здешних бедах и несчастьях.
– А с чего начать?
– поинтересовался я.
– Хотя бы с себя.
– С меня? У меня никогда не было никаких несчастий. Всю неделю я подметаю в лечебнице, а по субботам надираюсь в дым. За воскресенье мне надо протрезветь, чтобы с понедельника начать подметать снова. Поверь мне, мистер, - втолковывал я ему, - нет у меня несчастий. Сижу я на своем месте крепко. Свожу концы с концами...
– Но, вероятно, есть и другие...
– Что есть, то есть. Ты за всю жизнь не слышал столько жалоб, сколько нынче развелось в Милвилле. Тут у всех, кроме меня, целая прорва всяких бед. Еще бы куда ни шло, если б они не трепались про них направо и налево...
– Вот и расскажите мне, - перебил он.
Пришлось хлебнуть еще разок и рассказать ему про вдову Фрай, что живет чуть дальше по улице. Я сказал, что вся ее жизнь была сплошной мукой: муж сбежал от нее, когда сынишке едва исполнилось три годика, и она брала стирку и сдирала себе пальцы в кровь, чтобы прокормиться с ребенком, а потом, когда сыну сравнялось тринадцать или четырнадцать, не больше, он угнал машину и его отправили на два года в исправительную колонию в Глен-Лейк.
– И это все?
– спросил пришелец.
– В общих чертах все, - ответил я.
– Но я, конечно, упустил многие цветистые и мрачные подробности из тех, до которых так охоча вдова. Послушал бы ты, как она сама об этом рассказывает...
– А вы можете это устроить?
– Что устроить?
– Чтобы она сама мне обо всем рассказала.
– Обещать не могу, - заявил я честно.
– Вдова обо мне невысокого мнения. Она со мной и говорить не захочет.
– Но я не понимаю...
– Она достойная, богобоязненная женщина, - объяснил я, - а я подлый бездельник. Да еще и пьяница.
– Она что, не любит пьяниц?
– Она полагает, что пить - грех.
Пришелец вроде как вздрогнул.
– Ясно. Видно, всюду, как присмотришься, одно и то же.
– Значит, и у вас есть такие, как вдова Фрай?
– Не совсем такие, но с такими же взглядами.
– Ну, что ж, - сказал я, приложившись еще разочек, - значит, другого выхода у нас нет. Как-нибудь продержимся....
– Вас не слишком затруднит, - осведомился пришелец, - рассказать мне еще про кого-нибудь?
– Что ты, вовсе нет, - заверил я.
И рассказал ему про Элмера Троттера, который зубами прогрыз себе дорогу в юридическую школу в Мэдисоне, не гнушаясь никаким занятием, лишь бы заработать на ученье - ведь родителей у него не было. Он закончил курс, сдал экзамен на адвокатское звание, вернулся в Милвилл и открыл собственную контору.
Я не мог передать пришельцу, как это случилось и почему, хотя про себя всегда считал, что Элмер был по горло сыт бедностью и ухватился за первый шанс зашибить деньгу. Никто, наверное, не понимал лучше его, что сделка бесчестная, он же был юрист, не что-нибудь. Однако он все равно не отступился, и его поймали.