Что касается сексуальной жизни, то ее у меня вроде как и не было. Нет, любовью мы с женой занимались, но не часто. Меня расхолаживали ее ворчливые и надоедливые попреки, а когда все же нам доводилось побаловаться в постели, особых восторгов мое умение у жены не вызывало. Напротив, неумелые попытки внести разнообразие в нашу интимную жизнь, приводили к разлитию у нее желчи и сарказма.

— Мадам, — предложил я дрожащим голосом, — изволите что-нибудь выпить?

— С удовольствием, — задорно отвечала Вероника.

Она почувствовала мое волнение и пыталась приободрить меня.

— Человек, — заорал я, стесняясь своего срывающегося голоса.

Тут же в покои вошел толстяк в тюрбане; в руках он держал поднос с напитками.

Кокетливо наклонив головку вбок, Вероника пригубила красное вино, а я тем временем бросил мимолетный взгляд на просвечивающий через прозрачную ткань темный лобок под вздрагивающим загорелым животом.

«Господи, да она же голая!»

— Сударыня, в чем заключаются ваши обязанности? — неуклюже я пытался скрыть свое волнение.

— Я отвечаю за внешний вид и хорошие манеры ваших жен, — сказала она просто, по-прежнему пытаясь приободрить меня своей доброй улыбкой.

— А они что, в этом нуждаются? — я не узнавал свой голос, он стал чужим, непослушным, то и дело срывался и дрожал. Я был похож, наверное, на человека, который первый раз выступает перед публикой и от страха забыл все, о чем намеревался говорить.

В горле у меня пересохло, но мне и в голову не приходила спасительная мысль о напитке, который я секунду назад любезно предложил Веронике.

— Сказать по правде, вчера вот к вам была доставлена девушка из австралийского племени. Ясно, что понятие о вилке или ином столовом приборе у нее довольно смутное.

— А вы где-то учились, Вероника?

Она была спокойна и ее уверенность в себе стала понемногу передаваться мне. Дыхание у меня выровнялось, и я мог, по крайней мере, внятно и без дрожи в голосе задавать вопросы.

— Я училась в московском институте кинематографии.

— Ах, так вы артистка? — с невольным восхищением сказал я.

Моя искренность и понятное волнение тронули Веронику и в открытом взгляде ее я увидел признательность — Увы, — с горечью, — сказала она, — артисткой я так и не стала… Когда пришло время съемок фильма, режиссер предложил мне разделить с ним постель.

— Гад ползучий! — непроизвольно и по-детски вырвалось у меня.

— Я проплакала всю ночь, но мне очень хотелось стать звездой и я согласилась… Это был мой первый мужчина….

Она на секунду призадумалась, и я почувствовал болезненный укол ревности в сердце.

— Правда роли я так и не получила.

— Но почему?

— Через неделю мне стало ясно, что таланта у меня ни на грош, а быть куртизанкой я могу и за деньги. И вот я тут. Делюсь опытом с вашими женами…

Она виновато улыбнулась и я понял, что ей очень хочется произвести на меня хорошее впечатление.

— У вас есть талант, — с искренним участием сказал я, — талант хорошего человека.

— А вы добрый, во всяком случае, до сегодняшнего дня моя история никого не интересовала, так как вас. Вы так внимательно слушали меня.

Глаза ее заблестели и на какое-то мгновение мне показалось, что она вот-вот заплачет.

О, да она такой же романтик, как и я!

Любая сентиментальная история вызывала у меня слезы. В такие минуты, если рядом были люди, я совершал что-либо дерзкое, чему потом удивлялся сам. Это была попытка застенчивого человека, такими вот радикальными средствами справиться с конфузной ситуацией.

То же самое, с целью не расплакаться, сделала сейчас Вероника: опустив бокал на поднос, она властным жестом приказала служке удалиться и плавно пошла на меня.

Я замер от подступившего к горлу восторга.

Изящным пальчиком она нежно провела по моим губам, и это естественное движение красивой женщины вызвало в мятущейся душе моей бурю неизведанных доселе чувств. Неукротимое и неведомое ранее острое возбуждение волной прокатилось по моему истосковавшемуся по женской ласке телу. Если бы моя законная жена умела так прикасаться. Боже, ведь все эти двенадцать лет я не знал, что такое настоящее наслаждение Легкие прикосновения ее наэлектризованных пальцев будто вливали в меня дикую энергию страсти, переполнявшую все мое существо.