В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошел Дагобер.

До сих пор сироты в своей наивной гордости, что о них заботится архангел, совершенно забыли, что у жены Дагобера был приемный сын, которого звали Габриелем и который был священником и миссионером.

Как ни спорил солдат, что его рана не стоит внимания, что это просто-напросто _белая рана_, деревенский хирург ее перевязал и надел черную повязку, которая скрывала большую часть лба, придавая физиономии Дагобера еще более суровый вид, чем обыкновенно. Войдя в залу, он изумился, видя, что какой-то незнакомец фамильярно держит девушек за руки. Изумление солдата было вполне понятно. Он не подозревал, что миссионер спас жизнь сестер и пытался спасти его самого.

Среди бури и волн у Дагобера, цеплявшегося за скалу, не было возможности разглядеть, кто помог девушкам и пытался помочь ему взобраться на утес. Придя в замок и увидав Розу и Бланш, он от усталости, волнения и от раны потерял сознание и не успел заметить миссионера.

Ветеран начал уже хмурить свои густые седые брови под черной повязкой при виде такого фамильярного обращения, но девушки, заметив своего друга, с чисто дочерней любовью бросились в его объятия. Но как он ни был тронут, он все-таки искоса поглядывал на Габриеля, который стоял так, что он не мог хорошо разглядеть его лица.

– Ну, как твоя рана?
– спросила Роза.
– Нам сказали, что опасного ничего нет.

– Тебе еще больно?
– прибавила Бланш.

– Да нет, деточки... Только этот деревенский лекарь обмотал меня всеми этими тряпками... право, если бы моя голова была изрублена саблей, больше бы перевязывать ее не пришлось! Меня приняли за неженку, а между тем это просто белая рана, и мне очень хочется...
– и солдат тронул рукой голову.

– Оставь, пожалуйста!
– воскликнула Роза.
– Как ты неблагоразумен... словно маленький!

– Ну, ладно! Не бранитесь... будь по-вашему... придется носить эту повязку...
– Затем, отведя девушек в угол комнаты, он их спросил, указывая глазами на молодого священника: - А это что за господин? Он держал вас за руки, когда я вошел... священник ли он?.. Видите, деточки... с ними надо быть поосторожнее... потому что...

– Да ты знаешь, что если бы не он, то тебе не пришлось бы обнимать нас, - воскликнули Роза и Бланш, - ведь он нас спас!

– Как!
– воскликнул солдат, выпрямляясь, - это он... наш ангел-хранитель?

– Без него мы бы погибли сегодня в море!

– Как! это он... он?

Дагобер не мог больше ничего выговорить. Он подбежал к миссионеру и со слезами на глазах, протягивая к нему руки, воскликнул с необыкновенным волнением:

– Месье... я вам обязан жизнью этих детей... я знаю, как я вам обязан... я ничего не говорю... нечего сказать...
– Вдруг его точно осенило воспоминание, и он прибавил: - Но позвольте... подождите... когда я цеплялся за утесы, чтобы волны меня не унесли... не вы ли это протянули мне руку?.. Ну да, да... это были вы... я узнаю вас... то же юное лицо... белокурые волосы... Конечно, это были вы!

– К несчастью, силы мне изменили: я не смог удержать вас, и вы упали снова в море.

– Я не знаю, как вас и благодарить, - с трогательной простотой продолжал Дагобер.
– Тем, что вы спасли этих девочек, вы сделали для меня больше, чем если бы спасли меня самого... Но какая храбрость!.. Какая отвага!
– с восторгом повторял солдат.
– И такой юный при этом... с лицом девушки.

– Как!
– воскликнула Бланш, - наш Габриель помог и тебе?

– Габриель?
– спросил Дагобер, обращаясь к священнику.
– Вас зовут Габриелем?

– Да.

– Габриель, - повторил солдат с изумлением.
– И вы священник? прибавил он.

– Да, священник, миссионер.

– А кто вас воспитывал?
– спрашивал солдат.

– Добрейшая и благороднейшая женщина, которую я почитаю за лучшую из матерей!.. Потому что она пожалела меня, покинутого ребенка, и воспитала, как сына!

– Это Франсуаза Бодуэн, не так ли?
– сказал растроганный солдат.

– Да!
– ответил, в свою очередь, изумленный Габриель.
– Но как вы могли это узнать?

– Жена солдата?
– продолжал Дагобер.

– Да... отличного человека, который из преданности к командиру по сей день живет в изгнании... вдали от жены, от сына - моего славного приемного брата... я горжусь, что могу называть его так!

– Мой Агриколь... моя жена!.. Когда вы их покинули?

– Как!.. вы отец Агриколя?.. Боже, я не догадывался, как ты ко мне милостив!..
– воскликнул Габриель, молитвенно складывая руки.

– Ну, что же с моей женой, с моим сыном?
– дрожащим голосом спрашивал Дагобер.
– Давно ли вы имели о них известия? Как они поживают?