Так они и промечтали до трех. В три Василий встал, собрался, поцеловал засыпающую жену и отправился в дорогу, желая попасть на первую электричку, отъезжающую в Тверь ровно в пять. Он обожал эти утренние часы, пустые московские улицы - единственное время, когда в любимом, но измученном городе можно дышать и чувствовать гордость за то, что ты - москвич. Ночь была холодная, и он шагал быстро, стараясь не продрогнуть. Возле Дмитровского моста вспомнил, как он однажды страдал здесь от плохой водки, выпитой в общежитии Литературного института, запомнившегося ему как нечто и богемное, и безобразное одновременно. Проходя мимо детского парка на Бутырской, согрелся воспоминанием о своей единственной в жизни дуэли. Это была прекрасная дуэль! И она происходила на следующий день после того, как он очутился у Лады.

Это были самые лучшие воспоминания в жизни Чижова. Пять лет назад она впервые появилась в Коломенском, ведя экскурсию - туристов из Франции, щебеча на своем птичьем галльском наречии; он влюбился в нее и сразу забыл, но, когда она через какое-то время привела еще одну экскурсию, вспомнил и влюбился повторно. Он даже осмелился подойти, заговорить, привлечь внимание к своей необыкновенно образованной персоне и подарить исторический журнал, в котором только что вышла его первая статья - о соколиных охотах при царе Михаиле Федоровиче. В третий раз он пригласил ее в консерваторию слушать Пятую симфонию Малера, и она не отказалась, пришла, и он провожал ее до дома. Через неделю он повел Элладу Юрьевну в Дом ученых, где он делал короткое десятиминутное сообщение на конференции «Современное прочтение Карамзина», посвященной 225-летию со дня рождения великого историка. После конференции пили за Карамзина и против, дело происходило там же, в Доме ученых, в ресторане. Талантливый, но спивающийся медиевист Доброходов, до недавнего времени - пока не начал спиваться - слывший за донжуана, недвусмысленно заглядывался на девушку своего приятеля Чижова и даже тайком полюбопытствовал у Василия:

– У вас уже все схвачено или только на этапе накопления объективных условий и предпосылок?

– У нас с ней уже сложился общинный строй, - ответил Чижов.
– А если ты не перестанешь мозолить ее взглядом, сложатся предпосылки дать тебе в челюсть.

Доброходов осознал сказанное Василием, и взгляды, бросаемые им в сторону Эллады, утратили соблазняющую окраску. Лада, почувствовав это, стала раскованнее и даже предложила тост за Бомарше, потому что, как оказалось, если перевести на французский язык фамилию Доброходов, то как раз и получится - Бомарше.

– Забавно!
– восклицал Доброходов.
– А я никогда об этом не задумывался.

Потом, опьянев, он склонился к Чижову и прошептал:

– Вон видишь за тем столиком умопомрачительную брюнетку? Не мог бы ты подойти к ней и сказать, что один весьма перспективный специалист по средневековью не прочь был бы с ней познакомиться?

– А ты что, сам не можешь?

– Должен же я как-то разнообразить способы знакомств!

– Ладно, черт с тобой!

И Василий отправился за один из соседних столиков, подсел к намеченной жертве новоявленного Бомарше и произнес:

– Вы так прекрасны, что мой друг, знающий многочисленные тайны мрачного средневековья, влюбился в вас, как последний трубадур. Он послал меня спросить у вас, может ли он рассчитывать на вашу благосклонность.

– Все вопросы к моему мужу, - ответила брюнетка.
– Вот он сидит, напротив вас.

– Да, муж это я, - заявил о себе приятного вида молодой человек.
– Спросите у последнего трубадура, какой вид оружия он предпочитает и где мы можем завтра с ним драться.

Вернувшись к Доброходову, Чижов спросил:

– Какой вид оружия ты предпочитаешь, чтобы завтра драться на дуэли с ее мужем?

– На дуэли?
– сверкнул глазами спец по средневековью.
– Сколько угодно. На эспадронах!

– А где?

– Где угодно! Хоть на луне.

Вернувшись к брюнетке и мужу, Чижов передал слова Доброходова.

– У вас будут свои эспадроны или мне принести с собой?
– невозмутимо спросил муж.

– Нет, эспадронов у моего друга, насколько мне известно, в данный момент не имеется, он одолжил их одному приятелю, а тот сбежал с ними в Израиль. Место дуэли он предоставил выбрать вам.

– Хорошо, я возьму свои. Завтра в восемь утра у входа в детский парк, что на Бутырской улице. устраивает?

– Вполне.

– Значит, условились.

Вернувшись к Доброходову, Чижов передал ему слова мужа.

– Какого черта в такую рань? Иди передоговорись на попозже, - молвил этот якобы Бомарше.

– Сначала ты сделал из меня сводника, потом посыльного. Катись-ка ты куда подальше! Иди и сам с ним обо всем договаривайся.

Доброходов продолжал сидеть пить и не собирался вести переговоры со своим соперником. Вскоре Василий увез Ладу из ресторана Дома ученых, где уже становилось угарно; они поехали к ней домой, в сторону Тимирязевки, и Чижов торжествовал победу - он остался у нее ночевать. Под утро, счастливый, он вспомнил о своем вчерашнем секундантстве, пробрался к телефону и набрал номер Доброходова. Прошло гудков десять, прежде чем дуэлянт подошел к телефону.

– Юрка!
– стараясь говорить тихо, сказал Чижов.
– Ты помнишь о том, что у тебя через полтора часа дуэль в детском парке?

– Какая дуэль? Ты что, офонарел?

– На эспадронах. За честь черноволосой красотки.

– Да иди ты к черту! Лучше приезжай ко мне с пивом.

– Послушай, Бомарше липовый! Ты должен хотя бы приехать и принести свои извинения.

– Этому эспадронщику? Да он сам никуда не поедет.

– Это его дело. А ты должен. Или я тебя перестану уважать.

– Ну и не уважай. Сказал - не поеду. Ты приедешь с пивом?