Пришлось заговорить самому Сыромолотову, и он сказал:

– Когда началась такая гроза, то... даже и матерые дубы вырывает она с корнем! Здравствуйте, Надя!.. А это, конечно, ваша сестрица младшая! Очень рад вас видеть вместе! Очень рад!

– Алексей Фомич?.. Как же вы это?
– едва прошелестела Надя, а Нюра догадливо взялась за стул и слегка его подвинула к Сыромолотову:

– Садитесь, пожалуйста.

Не менее догадливо тот немедленно сел, повесив на вешалке сверх кофточки Нади свою широкополую шляпу.

Так произошло его вторжение в комнату сестер Невредимовых, и наступил момент необходимых объяснений, как, почему и зачем он появился в Петербурге.

Вечер был еще достаточно светлый - до огней оставалось еще не меньше часа. Обведя глазами всю комнату, Алексей Фомич слегка подмигнул Наде:

– Так-то вот бывает на свете! Илья Муромец тоже сиднем сидел тридцать лет, пока его не сковырнули. Ну, а уж когда сковырнули, ничего не поделаешь - совершай подвиги, Илья Муромец!

– Вы думаете ехать на войну?
– почти восторженно спросила Нюра. Надя же совершенно округлила глаза, удивившись:

– Неужели, Алексей Фомич? На войну?

– Была у меня такая мысль, - очень серьезно с виду ответил им обеим, глядя то на ту, то на другую, Алексей Фомич.
– Однако я на этой мысли не удержался. Отчасти ваш дедушка виноват в этом: он меня разубедил.

– Дедушка? Неужели? Вы с ним говорили, значит? Когда?
– заговорили сестры, перебивая одна другую.

– Заходил к вашему дедушке, да, да, заходил... Познакомился и с вашей мамой и с вашими двумя братьями, милые оказались люди, - очень искренним тоном сказал Алексей Фомич, обращаясь к одной только Наде.
– Поговорили кое о чем, письмо вашей сестры старшей там читали...

– Получили там письмо?
– так и вскочила с места Нюра.

– А где же она, автор письма?
– спросил Сыромолотов.

– Уехала уж в Смоленск, в свою гимназию.

– А-а, да, да, - она ведь учительница... А ваши другие братья? Кажется, трое, и все - на фронте? Писали?

Надя уловила в тоне Сыромолотова неподдельное участие, и ей стало сразу как-то легко и просто.

– Алексей Фомич, - сказала она, - я все никак не могу отделаться от какой-то... Но это чепуха, конечно!.. Я хотела выразиться: от неловкости, неловкость уже прошла... Вы, конечно, по своим делам приехали, а что касается братьев, то пока ничего такого... Это ведь мы с Нюрой живем в комнате Николая, старшего брата, - он прапорщик, теперь должен быть в Пруссии... И Петя там же, он просто рядовой, - только они не вместе... А Вася, он полковой врач, он теперь в Галиции.

– Гм, вот так знай наших!
– восхитился Алексей Фомич.
– Буквально у вас, значит, целый взвод одних только братьев! Не считая полувзвода сестер... Шутка ли было воспитать такое войско, а? Нет, как хотите, а ваша мамаша - замечательная женщина. Я к ней присматривался с большим любопытством, когда был у нее в доме.

– А вы, значит, действительно были там у нас в доме?
– спросила Нюра, но тут же добавила: - Я, конечно, верю вам, что были, только...
– и покраснела, не договорив.

– Только не можете догадаться, зачем именно я заходил, - досказал за нее Сыромолотов.
– А, видите ли, штука вся в том, что художник, когда пишет жанровую картину, бывает людоедом... Что? Испугались? То-то!.. Пожирает людей в несметных количествах, и все ему кажется, что не сыт, что еще бы съесть дюжинку... Дело, знаете ли, простое: лицо и фигура, попавшие на картину, так ведь на ней и останутся, пока холст цел. А почему же вот это именно лицо? А почему вот эта фигура? Потому только, что под рукой не было более подходящих? Гм, гм, а вдруг есть они где-нибудь около тебя, а ты, рохля, просто не видел, - не искал, поэтому не видел! А ты поищи-ка! Не будь свистуном, которому все равно кого писать, лишь бы белых мест на холсте не оставалось. Встань-ка из-за мольберта да поищи хорошенько!.. Иванов для своего "Явления Христа народу" в Палестину поехал, а ты хотя бы около себя людей посмотрел, - может быть, нашел бы более подходящих, чем тебе представляются, - так-то! В конце концов это и называется искать, а что же еще? Вот поэтому я и воспользовался предлогом посмотреть еще и еще новых для меня людей - Невредимовых. И все-таки мне посчастливилось увидеть и вашу маму, и вашего дедушку, и двух ваших братьев студентов, и... как бы вам сказать, - кое-кто из вас уже идет у меня на холсте, да, да, - вот что должен я вам доложить, красавица!

И он положил тяжелую руку свою на белокурую голову Нюры, и вышло для него это так естественно, как будто иначе никак и ничем не мог бы закончить он своего объяснения.

– Вы когда же приехали сюда, Алексей Фомич?
– спросила Надя.

– Сегодня утром, только целый день курсировал туда-сюда. И вот же мямля я какой - не купил, к вам когда шел, ни шоколада, ни пирожных, а? Что значит отвыкнуть от общества! Впрочем, эта ошибка поправимая, если у вас тут есть какая-нибудь личарда...

И Алексей Фомич вытащил из кармана портмоне и достал трехрублевую бумажку.

– Не нужно нам, Алексей Фомич, что вы!
– сконфузилась Надя, а Нюра только вздохнула слегка, но этот девичий вздох уловил Сыромолотов и расхохотался так раскатисто, что прислуга Ядвиги Петровны, Варя, встревоженно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

– Вот это и есть личарда, - представила ее художнику Нюра, и Алексей Фомич тут же протянул ей бумажку и с немалым, как оказалось, знанием дела рассказал, что она должна была купить в кондитерской к чаю.