Венька не поднимал глаз. Шел со страдальческим видом, низко опустив голову, и невпопад отвечал на вопросы Агея Михайловича.

– А знаешь, - говорил учитель, - мы с твоей бабушкой старые друзья. Даже больше, если уж на то пошло. Ирина Владимировна моя учительница. Когда-то, когда был студентом, я проходил у нее в классе первую практику. Давно это было. А теперь, видишь, и сам с бородой.

Венька искоса посмотрел снизу вверх на седоватую бородку Агея Михайловича. Он никак не мог представить учителя учеником бабушки. И не мог простить себе, что обманул Агея Михайловича. Что он скажет ему, что скажет бабушке, если разговор коснется журнала мод? Зачем было выдумывать. У них же вообще нет швейной машинки. Лучше бы сказать Агею Михайловичу, что искал в киоске книжку. Бабушка давно советовала прочесть "ТВТ" Янки Мавра. А в школьной библиотеке за ней очередь...

Меньше всего Веньку заботили школьные отметки. Тут уж никто о нем плохого не скажет. Только одну тройку схватил за последнее время, а так сплошные четверки и пятерки. Даже по английскому языку, который так трудно дается, и то вчера получил четверку. Не зря сидел с бабушкой над учебником. Он не Шурка, которого еле вытянули по русскому языку. И не Казик, который всем уши протрубил своим "Амбассадором". Пусть не хвастается кинокамерой! Если Венька захочет, отец купит и ему. Еще лучшую!

Но как Венька ни храбрился, он чувствовал, что с каждым шагом, приближавшим его к дому, уверенности в нем остается все меньше. А тут еще Агей Михайлович начал расспрашивать про Казика и Шурку, про Машу.

– Что-то, вижу я, - говорил он, - вы снова не поладили. Или мне это только кажется? Что не поделили? Какая черная кошка пробежала между вами?

– Не кошка, - растерянно ответил Венька. - Кирпич!

И он, неожиданно для самого себя, откровенно рассказал учителю о случае с кирпичом.

– Я же не знал, что Казик таскает его в портфеле, а вышло, будто я нарочно подзадорил его. Он теперь и обижается.

– Действительно, нехорошо получилось, - отметил Агей Михайлович и замолчал.

Его широкие брови были сурово насуплены, выражение лица непроницаемо, и Венька не мог понять, к чему относилось замечание учителя: к тому, что произошло на улице с портфелем, или к тому, что он поссорился с Казиком. Расспросить не довелось, потому что они оказались уже возле дома, и Венька увидел на крыльце бабушку, которая, видно по всему, ждала его и, наверное, давно беспокоилась. Присмотревшись, она узнала Агея Михайловича, поправила на плечах платок и быстренько засеменила по ступенькам навстречу.

Случилось так, что в тот день Казик задержался у Шурки. Помогал ему проявлять пленки, после того как они убрали и сложили брикет. Домой возвращался поздно вечером, усталый, встревоженный. Знал, что мать по головке не погладит за такое нарушение распорядка дня, и попросил Шурку проводить его.

И действительно, едва только вошел в прихожую, пропустив Шурку вперед, как сразу же услышал недовольный голос матери:

– Где это ты шатаешься?

– К Протасевичу заходил, - ответил Казик, ставя портфель в угол.

Мать заглянула в прихожую, увидела Шурку и сразу подобрела:

– А, и Шурик здесь. Ну, как, маме лучше?

– Пока на бюллетене. Говорит, что еще с неделю дома побудет.

– Ну, и чудесно. Хорошо, когда все хорошо. Проходи, проходи, пожалуйста. Только обувь там снимите, не несите мне грязь в дом. - Она взглянула на Шуркины ботинки и всплеснула руками: - Где же зто вы так выпачкались? Где грязь месили?

– Это не грязь, - сказал Казик, только теперь увидев, какие грязные у него и у Шурки ботинки. - Это пыль от брикета.

– Пыль от брикета? - переспросила мать. - Так вы имели дело с брикетом?

– Ага.

– В таком случае немедленно в ванну, под душ, - распорядилась она.

Шурка чувствовал себя неловко, боялся ступить лишний шаг и растерянно поглядывал на Казика. А тот подмигивал ему, улыбался: мол, видишь, все обошлось благополучно.

Казик никогда не перечил маме, тем более когда чувствовал себя перед ней виноватым. Что ни говори, а все можно было сделать гораздо лучше. Надо было сразу после школы зайти домой, предупредить маму, а потом починить портфель, помочь Шурке и прийти с ним сюда, чтобы подкараулить соседа с черепахой на балконе. Ну, а уж если случилось иначе, лучше не перечить, не испытывать мамимо терпение. Это Казик хорошо понимал. Потому он коротко спросил:

– И Шурка со мной?

– И Шура пусть помоется, - сказала мама. - Не повредит. Только смотрите поаккуратней, не наплескайте мне там.

Ванна, освещенная матово-белым плафоном, сверкала чистотой. Шурке она показалась гигантской раковиной. Он остановился перед ней в нерешительности. Казик же сразу отвернул два крана, пустил горячую и холодную воду. Отрегулировал так, чтобы вода была в меру теплой и приказал:

– Раздевайся!

С шумом вырывалась из кранов вода, булькала, пузырилась, на глазах заполняла ванну. Постепенно цвет ее становился прозрачно-синим. Влажный пар приятно обволакивал лицо, торопил сбросить с себя липнувшую к телу одежду.