– Да я же не говорил ничего подобного!

– В несколько иных словах вы выразили именно это. Ведь вы сказали, что она напрасно не позволяет смотреть на свое рисование, так как все равно никто особенно не может быть этим заинтересован.

– Ну если она увидела в этом обиду, то, верно, она не в своем уме. Есть люди, которые обижаются на всякое слово. Им, верно, не сладко живется.

Лидия решила изменить тему разговора.

– Есть ли у вас сестры, мистер Байрон?
– спросила она.

– Нет.

– А мать?

– Моя мать жива, но я уже много лет ее не видел. По правде сказать, я и не особенно стараюсь повидаться с ней. Это по ее вине я стал тем, чем есть.

– Разве вы не довольны своей профессией?

– Нет, я не то хотел сказать. Я постоянно говорю нелепости.

– Это, верно, оттого, что вы совсем не знаете женщин и не подозреваете, что они больше любят почтительное молчание о некоторых предметах, чем откровенные высказывания. Вам вряд ли удастся войти в добрые отношения с моей подругой, если вы не научитесь уважать женские вкусы.

– Я предпочитаю быть в ее глазах дурным, если я на самом деле дурен. Правда должна оставаться правдой, не так ли?

– Даже если она не нравится мисс Гофф?
– засмеялась Лидия.

– Даже если она не нравится вам, мисс Кэру. Думайте обо мне, что хотите.

– Вот это хорошо, этим вы меня радуете, - искренне ответила она.
– А теперь прощайте, мистер Байрон. Мне пора домой.

– Я подозреваю, что вы станете на сторону вашей приятельницы, когда она будет протаскивать меня за мои слова.

– Что значит - протаскивать? Бранить?

– Приблизительно в этом роде.

– Вы, верно, научились этому слову в колониях?
– спросила Лидия с видом знатока-филолога.

– Да, вероятно, я оттуда вывез его. Впрочем, извиняюсь. Мне не следует употреблять таких вульгарных выражений в разговоре с вами.

– Наоборот, я люблю их слушать. Характерные словечки народного языка дают в руки гораздо больше нитей для понимания многого, чем наша застывшая в своей правильности речь. Вот, по вашим словам, я догадываюсь кой о чем относительно вас. Не родились ли вы в Австралии?

– Что вы! Нет. Я вижу, вы издеваетесь надо мной, чтобы отомстить за обиду, которую я причинил мисс Гофф.

– Вовсе нет. Я разделяю ее неудовольствие тем, как вы высказали свое замечание, но не тем, что вы сказали.

– До сих пор не могу понять, в чем мое преступление. Пожалуйста, предупреждайте меня всегда каким-нибудь знаком, когда заметите, что я начинаю говорить глупости. Я тогда замолчу без всяких возражений.

– Хорошо, значит, условлено: когда я мигну вам, это будет значить: "Замолчите, мистер Кэшель Байрон, вы собираетесь сказать глупость!" Ха-ха-ха!

– Именно, именно. Вы понимаете меня. Я уже говорил вам это.

– Но я боюсь, - сказала Лидия, все еще звонко смеясь, - что мне невозможно будет заняться вашим воспитанием, пока мы не будем лучше знакомы.

Кэшель огорчился.

– Вы, кажется, принимаете мою просьбу за навязчивость...

– Конечно, за навязчивость, - опять перебила она его со смехом.
– Мне приходится достаточно следить и за собственными своими манерами. Знаете ли, мистер Байрон, вы кажетесь слишком мало дисциплинированным для ученого.

– Вот это хорошо!
– радостно смеясь, воскликнул Кэшель.
– У вас все так хорошо выходит, что от вас приятно получать даже выговоры. И если бы я был настоящим джентльменом, а не бедным кулачником, то я...
– Кэшель спохватился и побледнел. Наступило молчание.

– Позвольте вам напомнить, - сказала наконец Лидия, смущенная странными словами мистера Байрона, - что нас обоих поджидают дома. Меня ждет мисс Гофф, а за вами пришел ваш слуга, который вот уже некоторое время оттуда с беспокойством смотрит на нас.

И она указала ему на Меллиша, стоявшего в отдалении и с беспокойным удивлением смотревшего на аристократическую собеседницу боксера. Кэшель быстро подошел к своему тренеру, а Лидия воспользовалась этим, чтобы удалиться. Она слышала их повышенные и сердитые голоса, но, к счастью для Кэшеля, не могла разобрать слов, иначе она бы сильно удивилась непочтительности выражений, с которыми они обращались друг к другу.

Лидия застала Алису в библиотеке замка. Она сидела, сухо выпрямившись на жестком табурете, который мог бы испортить настроение самому благодушному человеку. Лидия села против нее, едва сдерживая смех, который напал на нее еще во время разговора с Кэшелем. Алиса заметила это и так удивилась странному возбуждению обычно такой холодной и сдержанной Лидии, что даже забыла обидеться.