Когда к нему в комнату постучали, в окно уже проникал скудный свет утренней зари.

Ночью Мегрэ спал беспокойно, ему мешали конский топот, какие-то неясные крики, шаги на лестнице, звон стаканов внизу. А сейчас он почувствовал запах кофе и горячего грога.

– Что случилось?

– Это я, Люкас, можно войти?

Инспектор Люкас, почти всегда работавший вместе с комиссаром Мегрэ, толкнул дверь и пожал влажную руку шефа, высунутую из-под одеяла.

– У вас уже есть что-нибудь? Не очень устали, старина?

– Не очень, шеф. Сразу же после вашего звонка я отправился в указанную вами гостиницу на углу улицы Гранд-Шомьер. Малюток там не оказалось. На всякий случай я записал имена. Сюзанна Вердье, по кличке Сюзи, родилась в Онфлере, в тысяча девятьсот шестом году, Лиа Лаувенштайн - в великом герцогстве Люксембургском в девятьсот третьем. Первая приехала в Париж четыре года назад и сначала работала служанкой, потом некоторое время натурщицей. Вторая жила главным образом на Лазурном берегу. Ни та, ни другая - я это проверил - не фигурируют в картотеке отдела охраны нравственности. Но последнее не имеет значения.

– Старина, не могли бы вы передать мне трубку и заказать кофе?

Слышно было, как в шлюзе бурлит вода и дизель замедляет обороты. Мегрэ встал с постели, подошел к умывальнику, налил в таз воды.

– Продолжайте.

– Я пошел в "Купол", как вы велели. Девиц там тоже не было, но все официанты их знают. Они направили меня в "Динго", потом в "Аист". Наконец я нашел их в маленьком американском баре, на улице Вавен, название я забыл. Они были одни и держались не очень-то уверенно. Лиа в самом деле недурна собой. У нее свой стиль. Сюзи - славная, добродушная блондиночка. Живи она в провинции, могла бы стать прекрасной матерью семейства.

– Вы не видите здесь полотенца?
– спросил Мегрэ. Он зажмурился, по лицу его струилась вода.
– Кстати, дождь идет по-прежнему?

– Когда я приехал, дождя не было. Но он может пойти с минуты на минуту. В шесть утра стоял такой туман, что нечем было дышать. Итак, я предложил девицам выпить. Они тут же попросили сандвичей, что меня сначала не удивило.

Но потом я заметил на шее у Лии Лаувенштайн жемчужное ожерелье. На всякий случай я его куснул. Настоящий! Не такой, конечно, как у американских миллиардеров, но на сто тысяч франков потянет. И вот, когда подобные дамочки предпочитают сандвичи и шоколад коктейлям...

Мегрэ, раскуривавший первую трубку, пошел открыть дверь девушке, которая принесла кофе. Потом поглядел в окно на яхту, где еще не было признаков жизни. Мимо "Южного Креста" прошла баржа. Речник, прислонившись спиной к рулевому колесу, с восхищением и завистью разглядывал своего соседа.

– Дальше. Я слушаю.

– Я отвел их в спокойное кафе. Там показал им свой жетон, посмотрел на ожерелье и спросил:

– Жемчуг Мэри Лэмпсон, не так ли?

Мои дамы, наверное, не знали, что ее нет в живых. Во всяком случае, если и знали, то отлично сыграли роль. Несколько минут они молчали. Потом Сюзи посоветовала подруге:

– Скажи правду, раз уж он так много знает.

– И это оказалось интересным... Помочь вам, шеф?

Мегрэ как раз старался поймать подтяжки, которые свисали ему на бедра.

– Сначала главное: обе поклялись, что Мэри Лэмпсон сама отдала им жемчужное ожерелье в прошлую пятницу в Париже, куда приехала повидать их. Вам должно быть все это понятнее, чем мне: я ведь знаю о деле только то, что вы сказали по телефону. Я спросил, не приезжала ли госпожа Лэмпсон в сопровождении Вилли Марко. Они заверили, что не видели Вилли с четверга, когда уехали из Мо.

– Не так быстро, - прервал его Мегрэ, завязывая .галстук перед зеркалом, которое страшно искажало лицо.
– Значит, так. В среду вечером "Южный Крест" прибывает в Мо. На борту обе наши девицы. Ночь в компании с полковником, Вилли, Мэри Лэмпсон и Глорией Негретти проходит весело. Очень поздно девиц отвозят в гостиницу, а в четверг утром они уезжают в Париж поездом... Денег им дали?

– По их словам, пятьсот франков.

– Они знали полковника прежде?

– Познакомились за несколько дней до этого.

– А что происходило на борту яхты?

Люкас криво улыбнулся.

– Хорошенькие вещи! Для англичанина вся жизнь - виски и женщины. Госпожа Негретти - его любовница.

– А жена об этом знала?

– Черт возьми! Она сама была любовницей Вилли. Но это не помешало им привезти на яхту девиц. Понимаете?

На рассвете они поспорили. Лиа Лаувенштайн возмущалась, говорила, что пятьсот франков - жалкая подачка. Сам полковник не ввязывался в спор, предоставив это Вилли.

Все были пьяны. Негретти уснула на палубе, и Владимиру пришлось стащить ее в каюту.