–  Хорошо, не будем.

Пауза была замята неспешными и шумными прощаниями,

Таким был этот вчерашний разговор о втором фронте.

Когда Нина, помыв посуду, пришла к Лопатину в комнату, он уже написал телеграмму сестре и положил ее на стол вместо с деньгами.

–  Пойди отнеси на телеграф. Перепиши на бланке и отправь. И деньги тоже отправь телеграфом. Остальное коплю го почте, возьму завтра в сберкассе, а это - на всякий случай, вдруг сразу понадобятся.

Она пробежала глазами написанное в телеграмме, кивнула головой и рванулась к двери:

–  Я быстро-быстро вернусь.

Но ему стало жаль отпускать ее от себя в этот последний день, и он поднялся из-за стола:

–  Выйдем вместе. Ты на телеграф, а я пока схожу в редакцию отнесу рассказ.

–  Подожди.
– Она встревожилась.
– Ты вчера говорил, что тебе дадут дежурную машину и ты еще до редакции съездишь в госпиталь на рентген.

–  Ни на какой рентген я не поеду.

–  Но ведь тебе редактор велел.

–  Мало ли что он мне велел. Нет настроения ехать сегодня в госпиталь. Можешь меня понять?

–  Могу, мне бы самой не хотелось,

–  Сдам сегодня рассказ, на том и сойдет. А в госпиталь завтра, без тебя. Пошли!

Когда они дошли до угла своего дома, где ему надо было сворачивать направо - к редакции, а ей налево - к телеграфу, Нина нерешительно предложила:

–  Может, я отправлю и приду в редакцию, подожду тебя там у вахтера, пойдем домой вместе.

–  А вдруг редактор тут же с ходу захочет прочесть рассказ и высказать соображения? Что тогда? Сходи на телеграф и возвращайся домой. А я, как освобожусь, позвоню. И ты пойдешь мне навстречу - по правой стороне, если считать от тебя.

Она поцеловала его и махнула своими длинными ногами через перекресток к телеграфу, а он, с завернутым в трубочку рассказом под мышкой, отправился в реакцию, до которой, как это давно сосчитано, четверть часа ходу, а, впрочем, теперь, после госпиталя, немножко больше.

8

Редактор был на месте, но собирался ехать информироваться в Генштаб и читать рассказ не стал.

–  Что у тебя за привычка? Обязательно ему нужно в трубку свернуть.

Он недовольно разгладил Лопатинскую рукопись и, прочтя заголовок "Ночь как ночь", поморщился.

–  Ночь как ночь, день как день! Все тянет заранее объяснить, что ничего особенного не произойдет. Раз ночь как ночь - чего ж тут читать? Или сам перемени, или пусть тебе Гурский за двадцать копеек придумает. А нет - я переменю. Бесплатно.

Он зашел в заднюю комнату и, скинув там свою синюю рабочую куртку, вернулся в генеральском кителе.

–  Что тебе в госпитале сказали? Только не ври, имею возможность проверить.

–  Не был я в госпитале.

–  Возьми машину и съезди, пока меня нет.

–  Не хочется. Дочь провожаю, обратно в Омск. Лучше дай машину свезти на вокзал. Сегодня провожу, а завтра с утра - в госпиталь.

–  Смотри, тебе видней, - с запинкой сказал редактор и, ничего не добавив, первым вышел из кабинета.

Лопатин пошел к Гурскому. В начале войны, когда редакция дважды переезжала в другие большие дома с подвалами, превращенными в бомбоубежища, каждый раз считалось, что ее старенькое здание, втиснувшееся между двумя дряхлыми деревянными домами, немцы непременно сожгут. Но с ним ровно ничего не случилось, и редакция со второго года войны снопа благополучно теснилась в этом привычном доме, с его узкими длинными коридорами и маленькими теплыми комнатами в одной из которых был крошечный кабинетик Гурского.

–  Все еще в штатском?
– Увидев Лопатина, Гурский снял со стула подшивку газет.
– Садись!

Все кругом, даже диван, на котором Гурский, если удавалось, любил подремать в разгар редакционного дня, было засалено подшивками.

–  Поеду провожать - надену форму, - сказал Лопатин.

–  Для переговоров с проводниками о доставке до Омска без усушки и ут-тряски?

–  Да. Все-таки девчонка.

–  Я, если позволит время и темп-перамепт нашего редактора, тоже п-провожу ее. По правде говоря, сначала думал, что она смягчится и останется с тобой.

–  Пока война - понятие "со мной" слишком неопределенное. Поэтому не уговаривал.

–  Только не делай, пожалуйста, вид, что тебе так уж по терпится вп-перед, на Запад!

–  Пока вполне терпится. Не прочь посидеть и спокойно пописать.

–  Ну, это бабушка надвое сказала. Сп-покойной жизни нам не обещают. Вчера на улице Горького вст-третил знакомого по Сталинграду комбата, вместо левой кисти - п-протез. А замполита их полка, с которым ходили в батальон, оказывается, уже вт-торой год нет на свете. Ты, кстати, его знал, он тогда в Сталинграде всп-поминал, как ты был у него в Одессе.