Калинин удивленно поднял вверх брови. Он посмотрел на красивое лицо командира и переспросил, полагая, что ослышался:

– Вакчела?

– Ты увидишь истинную силу слова, - сказал подполковник.

Алексей вылетел из блиндажа, захлопнул за собой наружную дверь и прислонился к ней спиной. Сильно кружилась голова.

...сгинул, проклятый! получи дулю!..

Ему не справиться. Он не сможет управлять ротой. К тому же, он должен уметь воевать. А Алексей умеет только читать по-древнеславянски и, сидя в библиотеке, с наслаждением впитывать историю религий.

На небе появилась луна, и высыпали звезды. На нетвердых ногах Алексей двигался мимо костров, вокруг которых расположились солдаты. Он снова искал, но уже не свой взвод, а свою роту.

"Они не будут слушать меня, они не будут подчиняться. Будут плевать в мою сторону, и кидаться скверными словами, - по пути думал Калинин.
– Я могу быть вежливым, терпеливым. Но я не могу наказать человека. А настоящий командир должен уметь делать это. Я не смогу повести за собой в атаку, если это потребуется, и я не знаю, что сказать умирающему бойцу..."

Под вечер мороз крепчал. В тонкой шинельке было холодновато. Наушники шапки Калинин опустил сразу после боя. А точнее, после гибели Борового.

Кажется, он уже должен находиться в расположении роты. Алексей решительно направился в сторону группы солдат, греющихся у костра.

– ..., а он смотрит на меня ошалелыми глазами и кричит: "Магазин давай, мать твою!" Весь изматюгался, а магазин-то у него в руках!... рассказывал один из солдат. Алексей около минуты мялся, стоя рядом и не решаясь прервать речь красноармейца. Наконец, поймав паузу в рассказе, он спросил:

– Извините, скажите пожалуйста, это третья рота?

– А зачем тебе? Ты кто? Может, вражий шпион?

Неожиданный и громкий хохот солдат напугал Калинина, заставив его втянуть голову. Солдаты хохотали так неистово, что у некоторых вываливались самокрутки изо рта.

– Нет, - тихо произнес Алексей.
– Я новый командир третьей роты.

Солдатский хохот словно отрезало. В наступившей тишине кто-то удивленно присвистнул.

– Вместо Борового, что ль?

– Да.

Из группы солдат поднялась могучая фигура.

– Сержант Ермолаев, командир первого взвода, - низким голосом произнес красноармеец, неуклюже отдавая честь.
– Вы в третьей роте, товарищ лейтенант.

"Вот я и нашел первый взвод", - попутно подумал Калинин. Алексей молчал, не зная, что сказать, что спросить и вообще - что ему нужно.

– Вам, наверное, к Зайнулову, политруку, - произнес сержант Ермолаев.
– Он у того костра.

Мелким, почти семенящим шагом Алексей приблизился к костру, возле которого из плоских жестяных котелков ужинали три человека. Алексей открыл для себя, что всех троих он уже знает. Невысокий старшина Семен Владимирович, политрук Зайнулов и украинец, который во время боя советовал Калинину лежать боровом и не хрюкать.

– Здравствуйте, - произнес Алексей.

– Ох, приветик, герой!
– расплылся в улыбке украинец.
– Живой, что ли?

– Присядьте, товарищ лейтенант, - спокойно предложил старенький политрук Зайнулов.
– Поужинайте.

– Спасибо, - ответил Алексей, так и оставшись на ногах. Он смотрел на старшину, который сидел к нему спиной и даже не собирался повернуться к Калинину, словно тот был совсем ему не интересен.

– Ты, кажись, у командира полка побывал, - произнес украинец.
– Не ведаешь, кого командиром роты назначили?

На какое-то мгновение ответ застрял в устах Калинина.

– Меня.

Старшина вскочил так резко, что Алексей отпрянул. Острый взгляд уперся ему в лицо.

– Ты?!
– Алексей не смог сдержать напористый взгляд и отвел глаза. Да ты даже свой взвод найти не смог!

– Он вон там!
– пряча глаза, показал пальцем Калинин.

– Какой из него, нахрен, командир!
– воскликнул старшина, уже обращаясь к Зайнулову.

– Семен, остынь, - холодно приказал политрук.

Старшина сжал губы и запустил свой котелок куда-то в темноту. Алексей посмотрел на украинца и уловил в его взгляде жалость.

– От нас мокрого места не останется, если ротными будут ставить таких вот сопляков!
– словно выплевывая слова, хрипло воскликнул старшина.
– Он положит роту в первом же бою, а потом будет оправдываться, что слишком молод для такой должности...

Калинин не знал, куда спрятать глаза от стыда. Ему было неудобно, когда говорили о нем в его присутствии, а уж когда о нем говорили в оскорбительном тоне - он и вовсе не знал, куда деться.