– Это почему?

– На лечение,- мягко объяснил Старпом.

– А это видно будет. Это еще неизвестно. Это и с Капитаном надо поговорить,- намекнул на заступника Казаркин.

– Поговори, Сережа, поговори. А это что у тебя?

– Да так, подарки всякие, мелочь. Курево ихнее, игрушки.

– Игрушки-то тебе зачем?

– Надо.

– За здорово живешь? Дорогие вещи-то.

– А я не знаю, мне их подарил чудак один.

– Кто такой?

– Не знаю.

– Так и не знаешь? Пришел, значит, и подарил. На тебе, дорогой товарищ из коммунистичес-кого лагеря, капиталистический подарок. А чего, пришел и подарил,- тихо засмеялся Старпом.

– Пришел и подарил,- твердо сказал Казаркин.

– Нехорошо разговариваешь, Казаркин. Плохо разговариваешь.

– Авось ладно.- Казаркин торопливо докуривал до конца сигарету.

– Ну, игрушки ладно, а вот сигаретки ты эти мне оставь. Придем во Владивосток, там и получишь их. А то у нас уже весь "Беломор" искурили, на "Север" перешли, а ты будешь курить буржуйские. Перед коллективом неудобно.

Старпом перекладывал к себе на стол блоки с сигаретами и сам закурил одну:

– "Честерфилд", хорошие сигареты.

– Да и ваш-то "Беломор" тоже ничего,- кивнул Казаркин на стол, где лежала только что начатая пачка ленинградского "Беломора",- почище "Честерфилда".

– Ну закури, чего ты?

– Да уж я на "Север" сразу перейду.

Старпом насторожился и, нахмурив брови, примял окурок сигареты и жалобно сказал:

– Извини, Сережа, я твою сигаретку перевел. Ты уж извини.

– Да я не потому.

– А почему?

– А чтобы от коллектива не отрываться, как вы говорили. Коллективу "Север", значит и мне пусть будет "Север".

– Не нравится тебе мой "Беломор"? Не заслужил я за двадцать пять лет пачку "Беломора"? Не нравится тебе? Ты скажи прямо.

– Не нравится.

– Ну поговорили, а теперь катись отсюда! Да смотри болтай поменьше!

Серега пулей выскочил из каюты Старпома и попал прямо на Капитана, тот выдавал повару Васе две бутылки коньяку, под восторженный гул команды, сгрудившейся в коридоре в ожидании Сереги.

– Здравствуй, Казаркин!

– Здравствуйте,- не сумел улыбнуться Серега.

– Ну как там, в Америке, какая там жизнь?

– Живут, как боги! У каждого по две жены и по четыре машины! Да нельзя рассказывать, Старпом не велел!

– Ага, какой ты нагретый! Ну остынь, остынь,- улыбнулся Капитан.

– Гордей Гордеич, мне один повар блок сигарет подарил,- Сереге больно было от прораставшей на лице злобной ухмылки,- так вы скажите ему, пусть отдаст!

– Ну что ты, Сережа, опять со Старпомом! Такая радость, а вы!

– Ну я-то, я-то при чем! Навалился, допрос устроил. Родине, говорит, изменял или нет?

– Ладно, ладно, не обращай внимания, старый человек! Хватит говорить, давайте все в кают-компанию, что тут собрались, галдеть под дверями! Капитан насупился и ушел в свою каюту.

– Пошли, Сережа,- сказал Гулимов.

В кают-компании Казаркин наконец-то почувствовал себя окончательно дома, он уже забыл передрягу со Старпомом, он видел любовь к себе, видел себя в центре внимания, и, хоть и болела не привыкшая к морю голова, выступление перед внимательными слушателями Казаркин провел блестяще:

– Самое главное, игрушки эти! Понимаешь, у него такой сынишка! Ну и я говорю: у меня, мол, тоже есть, шутя, значит! А он и приволок их мне, от своего мальчишки, дескать, в подарок, чтобы начинающее поколение в мире жило, значит. Я хотел сначала отказаться, а потом, думаю, ладно. Сколько у наших ребят мальчишек есть - вот и привезем из рейса подарки, да? Правильно я рассудил? Они же это очень любят, когда им привезешь чего-нибудь! У нас вот Струнин был, да, Федя? Помнишь? Он в Японии на ремонте стоял и всю валюту на игрушки потратил, потом в Находку пришли - он собрал на улице мелюзгу и два чемодана игрушек им раздарил! У него своих не было, и старый уже! Это же радости им! Уж они потом за ним по городу ходили! Он их и в кино водил и мороженое покупал.

– Да, был Струнин, правильно,- подтвердил Гулимов, с удовольствием слушая знакомый казаркинский треп.

– А доктор меня сшивал - это вообще суровый мужик. Оказался личный друг Эйзенхауэра! Я сначала на него глянул - ну, думаю, этот живым не выпустит, смотрит, как змей! Приготовился я, думаю, как наши солдатики в фашистском плену сидели! Но потом ничего, мастеровой мужик. Повар этот опять же приглядывал за мной. Вообще житуха там ничего, правда, блюда ихнего обычного я не ел, мне все соки, водичку, бульончики, молоко. Соскучился я по мясу-то! А зубов-то теперь нету, там коренных несколько осталось, а остальные все выщелкнуло, дураку.