– Где Голованов?

Я доложил, что Голованову врачи предписали постельный режим.

– Тогда вы приезжайте ко мне к десяти часам вечера.

В соответствии с принятым в войсках порядком я попросил разрешения взять с собой начальника штаба АДД Шевелева. Сталин помолчал, потом словно нехотя, явно недовольным тоном произнес:

– Хорошо, берите.

Нет, Верховный Главнокомандующий ничего не имел против Марка Ивановича Шевелева, но, как я потом узнал, он не терпел, когда ответственные лица приходили к нему с помощниками, игравшими роль справочников. Сталин требовал, чтобы руководители досконально знали порученное им дело и всегда сами могли дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. При вызове к Сталину нам обычно не говорилось, по какому вопросу вызывают, и я старался припомнить все рекомендации генерала Голованова, которые он мне давал после посещений Ставки: взял карту с оперативной обстановкой, справку о боевом составе частей и соединений АДД по состоянию на 9.00 текущего дня.

За десять минут до назначенного срока мы с Шевелевым прибыли в Кремль и прошли в комнату ожидания. Вместе с нами вызова ждали еще двое в штатской одежде.

Просматриваю - в который уже раз - справку о боевом составе наших частей и соединений.

– Входите, - пригласил появившийся в дверях А. Н. Поскребышев, секретарь Сталина.

Его комната оказалась проходной. Встав за конторку, Поскребышев показал рукой на следующую дверь. Вновь проходная комната. За столом сидел генерал-лейтенант, который в свою очередь молча указал еще на одну приоткрытую дверь.

Вошли в просторный кабинет. В помещении никого. Остановились у дверей и ждем. С вполне понятным интересом осматриваем кабинет Верховного. Окна закрыты тяжелыми шторами. На стене портреты Маркса и Энгельса, далее хорошо знакомая фотография Ленина, читающего газету "Правда". На противоположной стене портреты выдающихся русских полководцев Суворова, Кутузова и, если память мне не изменяет, Александра Невского.

В левой части кабинета вдоль стены протянулся длинный прямоугольный стол, покрытый зеленым сукном, обставленный стульями. Перпендикулярно ему, в самой глубине, - письменный стол Сталина. Строгая, деловая обстановка.

Примерно через минуту раскрылась дверь, расположенная в глубине кабинета, и появился Сталин. Кивком головы он пригласил сесть за большой стол и спросил:

– Что с Головановым?

– По-видимому, простудился, - коротко ответил я.

– Это плохо, что себя не бережет. Мы - люди казенные. Здоровье, следовательно, тоже вещь казенная.- И назидательно заключил: - Казенную вещь беречь надо.- Эти слова Сталин произнес негромко, словно размышляя вслух. Затем, приблизившись к нам, он коротко сказал: - Теперь о деле, по поводу которого я вас вызвал. Немцы перебрасывают войска на Западное и Северо-Западное направления. АДД должна нарушить перевозки. Для этого надо вывести из строя железнодорожные узлы Витебска, Смоленска, Орла и Брянска.

Я сделал пометки на карте и, встав, повторил, не склоняя наименований железнодорожных узлов:

– Витебск, Смоленск, Орел, Брянск...

Сталин, начавший, по обыкновению своему, прохаживаться по кабинету, вдруг резко остановился и повернулся к нам:

– Почему вы так говорите? "Брянск" вместо "Брянска"?..

Я доложил, что так требует "Наставление по службе штабов". Во избежание перепутывания положено не склонять названия населенных пунктов, а именовать их так, как написано на карте.

– У вас, военных, все не как у людей, - нахмурился Сталин.- Грамматические правила устанавливаются для всех, а не для отдельных категорий.

Я невольно смутился. Смотрю, Марк Иванович тоже опустил глаза. И вместе с тем мы не чувствовали себя виноватыми, ибо действовали по-уставному. Впрочем, Сталин в чем-то был прав. Мне стало понятно, почему генерал Голованов так много внимания уделял отработке посылаемых в Ставку документов.

На следующую же ночь после нашего вызова в Кремль авиация дальнего действия приступила к выполнению боевой задачи, поставленной Верховным Главнокомандующим. Авиасоединения подвергли частым бомбардировкам железнодорожные узлы Витебск, Смоленск, Орел, Брянск. В середине апреля к этим целям прибавились такие же объекты в Пскове, Дно, Луге, Полоцке.

Фотоконтроль подтверждал донесения о том, что разбитые нами эшелоны противника загромождали железнодорожные пути, что гитлеровцы несли потери в живой силе и технике. Боевые действия АДД нарушали перевозки врага.

Верховное Главнокомандование не раз ставило нашей авиации задачи по уничтожению железнодорожных мостов противника в интересах фронтов. Ведь каждый разрушенный мост в тылу врага на длительное время выводит из строя железнодорожную коммуникацию и препятствует переброске неприятельских войск.

Уничтожить мост очень сложно, так как он представляет узкую цель - всего лишь несколько метров. Для разрушения фермы моста требуется непременно прямое попадание крупной фугасной бомбы. Но даже и в идеальном случае, когда бомба попадет точно в ферму, взрыва может и не последовать. В ажурной ферме много пустот, и бомба иногда пролетает сквозь нее, так и не коснувшись взрывателем твердого предмета. А взрыв, происшедший в воде и илистом дне, не нанесет ферме существенных повреждений. Кроме того, такие важные объекты, как железнодорожный мост, усиленно охраняются и прикрываются зенитными пулеметами, которые ведут огонь по низколетящим самолетам, а также зенитной артиллерией, предназначенной для борьбы с бомбардировщиками, действующими на средних высот.