Шрифт:
Чувствую, что назрело множество возражений, не буду спешить, пусть их рост продолжается. Мне думается, что чем шире перепад между ними, тем ярче все становится вокруг. Да здравствуют: высокое и низкое, черное и светлое, смерть и жизнь! Возражение и движение - не одно ли это и то же?!
Самые беспощадные люди на свете - это влюбленные, правда, те влюбленные, которые еще находятся на стадии не окончательного эгоизма, те, которые еще не ушли в себя, в свой эгоизм, в одиночество своего мира. Попробуй только хотя бы косо по-смотреть на предмет любви такого влюбленного! Какая беспре-дельно звериная озлобленность и жестокость в ответ! Впрочем, поэты и философы пытаются приукрасить это, ссылаясь на то, что влюбленный защищает любимое дело или любимого человека. То-то и оно, что он - защитник именно любимого, то есть защитник себя! В этом и есть красота гармонии...
Бесспорно, что можно защищать и нелюбимого или нелюбимое и при этом оставаться самим собой - невозможно! Ведь делать подобное противоестественно! Не будет человек совершать то, что ему не нравится. Катятся с горы, а не в гору! А если все-таки наоборот, то это значит, что человек, по объемности, менее нашел себя. Так сказывается воля более сильного, воля общества, государства, права. Что поделаешь, но здесь вступает в силу закон соподчиненности, закон энергетической гармонии.
В любом случае, делать нелюбимое - всегда претит человеку!
И еще, высшая ступень любви - одиночество! Как же приходят к нему? Мне кажется, что здесь есть только два пути. Первый - когда ты себя накопил в самом себе путем очень раздробленным, очень собирательным... Такие люди зачастую всю свою жизнь пока они еще не испытали прелесть одиночества, несчастны и печальны, а иногда и сорвиголовы! Второй путь когда ты себя накопил в себе самом весьма избирательно, более конкретно, то есть любил того-то и то-то... Такие люди становятся одинокими, испытывая постоянно счастье и спокойствие...
Но жизнь - она вперемешку! И по природе своей, чаще всего, оба пути взаимопроникновенны в человеке. В чистом виде эти пути - редко встречаются...
Есть еще один путь одиночества - врожденный... Но это совершенно другое, иной поворот судьбы. Смолчим о нем. Смолчим еще о многом. Молчит молчун, закрывши крепко рот. Его молчанье может пригодиться... Но дважды ценен, трижды ценен тот, кто говорит, но не проговорится!..
Итак, делать нелюбимое я не стал бы никогда на свете! Я живу, я тороплюсь разыскать свой эгоизм и даже готов на жертву ради любимого человека, а значит во имя себя...
А еще я остаюсь пограничником, но, наверное, я очень добрый пограничник. Я слишком долго не обращал внимание на перебежчиков, и я привык к этому и не знаю теперь, кто с какой стороны! Я совсем растерялся от этого, все перепуталось: реальность воображаема, а воображаемое - реально!..
Беременная
– Сережа!
– Я остановился...
– Сережа!
– "Слышится ли мне?"
– Я здесь, родной мой, обернись!..
Я обернулся, обернулся легко и просторно! Обернулся у себя во дворе, возвращаясь с работы. Обернулся на футбольном поле. Позади меня стояла - Наташа!
– Я долго шла за тобой и молчала, - сказала она.
– Я долго шел и не оборачивался, - ответил я.
– Я не могу больше идти за тобой, но я не хотела тебе мешать!
– А я не в силах продвигаться дальше вперед без тебя, Наташа!
– Твоя любовь тяжелеет во мне, и мои шаги все труднее и труднее...
– сказала она.
Мы стояли друг против друга, словно сошлись в поединке любви. В поединке, где сбудется победителем - целое... Я целовал Наташу.
– Я уведу тебя туда, где мы не будем нужны друг другу, родная, - шептал я, - уходи от меня, я принесу тебе гибель!
– Теперь уже ничего не страшно, - ласкалась Наташа, - у нас будет малыш...
– Так это было на самом деле?!
– восторжествовал я.
– Я не знаю, но я очень этого хотела!
– И ты ничего не помнишь? Наташа!
– Комната, река... Серебристые блики, - сказала она, целый ворох серебристых бликов на потолке!..
Там, где Бог!
На следующий день была суббота, и мы с Викой решили тайком сходить в церковь. Это она вытащила меня, убедила, девчонка!
– А вдруг там и правда дежурят доносчики?! сопротивлялся я.
– Ты представляешь себе, что будет?
– Это в тебе уже бес блуждает, - ужасалась Вика, она все больше верила в Бога и даже начинала соблюдать посты.
– Если узнает райком партии - я пропал!
Меня снимут с работы, - паниковал я.
– Клеймо навсегда!
– Значит, судьба, - убеждала она.
– Господи прости, эти атеисты! Тебе зачтется...
Видимо, мое детство, воспитанное верой, победило во мне сомнения, и я согласился. И я видел, как Вика была счастлива...
У нас в городе остался только один собор. С одной стороны его проходила трамвайная линия, а со всех остальных теснился Центральный рынок. Страшно представить себе бездуховность такого огромного города! Это все равно, что закрыть все библиотеки и оставить лишь одну, которую придется посещать спешно, тайком. Воистину страшны времена, когда бездуховность считается нормой! У нас в городе был громадный златоглавый храм, и его не стало. И теперь, на той светоносной площади, где он величественно возвышался, поставили крохотный памятник безликому всаднику на коне... И еще были храмы...