Жизнь не безжалостна, коль рушит,

И ты за то ее прости,

Пусть выкорчевывает души,

Чтобы полянам расцвести...

Пилигрим замолчал.

Молодой человек неотрывно слушал его, изредка лишь подбрасывая в костер свежие пучки хвороста. Так они и просидели до самого утра молча.

И снова начало синеть выпуклое небо над морем, солнечный диск будто на цыпочках выглянул из-за гор побережья, и костер угас, только легкий дымок, словно остатки раздумий, струился над ним.

Крики чаек вонзались в небо, а чайки вонзались в море и выныривали из морской глади, и снова неслись в небо навстречу своим крикам. И парень в джинсах и кроссовках, в распахнутой рубашке, сидя на камне напротив старика в белых одеждах, что по-прежнему опирался на корявый посох, сказал: "Я все понял, спасибо тебе, Пилигрим".

– Сережа, - сказала Наташа, когда Гриша закончил "Сказку о любви", и я насторожился. "Нет", - подумал я, - она не просто сказала "Сережа", она позвала, окликнула меня"...

Наташа пристально смотрела в Гришины глаза, я почувствовал, что еще одно неуловимое мгновение - и она узнает меня.

Но в следующую секунду я невероятными усилиями словно выкорчевал Гришино тело из-за кухонного стола, Гриша молниеносно поднялся, глянул на наручные часы и тут же торопливо заговорил:

– Все, мне пора, у меня еще тысяча заказов. Сказку я оставляю на время вам, почитаете.
– И я протянул исписанные листы Наташе. Опешенная моим вскоком из-за стола, она машинально взяла их у меня из рук.

– Может, еще чаю?
– засуетилась она.

– Нет, нет, я бегу, сумасшедше опаздываю, - уже из прихожей выкрикнул я, открывая входную дверь.

– Гриша, а как же вы пойдете на заказы, у вас даже инструментов с собой нет.

– Ничего, я забегу на работу, - бегло ответил я, вышагивая из квартиры.

– Но вы же не успеете!

– Я возьму такси.

– Гриша!..
– окликнула меня Наташа, стоя на лестничной клетке, когда я уже сбегал по ступенькам на этаж ниже.

– Что?
– отозвался я, приостановившись.

– Когда вас ждать?

– Я позвоню, - выкрикнул я уже не бегу, ловко перескакивая ступеньки.

Урок Второй

– А теперь слушай меня внимательно, - чувственно произнес я Боживу.

– Постой, Сережа, - взмысленно остановил меня Юра.

– Ты о чем-то хочешь спросить?

– Да, мне надо посоветоваться. Я многое уже начинаю понимать и даже без волнения воспринимаю наше общение.

– А что, раньше было страшно?

– Нет, но потом немного жутковато, но теперь этого не будет, я спокоен, - определился Юра, - у меня возникли неясности, Сережа.

Я молчал в готовности воспринимать друга, но Юра тоже почему-то замолчал, насторожился.

– Сережа, - позвал он, - ты здесь?

– Говори, я слушаю, - отозвался я, и Юра облегченно вздохнул, там, у себя, на физическом плане.
– Слава Богу, промыслил он, - ты здесь... мне нужно разобраться, Сережа... насколько я понял из твоих записей, немалое количество моих подчиненных в кинотеатре из "астральной шайки".

– Да, это так, - подтвердил я.

– И ты, - продолжал Божив, - из-за них ушел в летаргию.

– Да, Юра, из-за них, но больше все-таки по собственному несовершенству.

– Мне это сейчас трудно понять, но эти мерзавцы начинают меня преследовать.

– Как?
– отзывчиво поинтересовался я.

– Не знаю, как это объяснить, то ли это были сны, то ли в самом деле, но события, происходящие со мною там, тут же получали подтверждение здесь, наяву: вначале Екатерина Васильена соблазнила меня, а потом пришла в кабинет и намекнула об этом, и если это все правда, то астральную шайку я тоже видел. Они пытались меня утопить в океанском полу огромного здания, утащили туда на самолете, прямо отсюда, из кабинета, но я победил, утонул художник, художник моего кинотеатра, и сразу же последовало извещение о его смерти, реальное, с печатью отделения милиции.

– Екатерина, - промычал я.

– Что?
– переспросил Божив.

– Нет, ничего, - опомнился я и тут же поправился, Екатерина Васильевна, как она тебе?

– Она не злая, вроде бы и располагает, но есть и сомнения. А почему о ней ты спрашиваешь, Сережа?

– Я не могу тебе сейчас многое сказать: всему свое время, ибо ты человек импульсивный и можешь проговориться.

– Ты же знаешь, я умею молчать, Сережа.

– Проговориться - не значит на физическом плане, а проговориться чувственно или в помыслах своих, но хватит об этом. То, где ты был, - Астрал, и что с тобой происходило, происходило в самом деле, только, как ты понимаешь, в мире ином, в мире тонкой энергетики. У меня мало времени, продол-жим второй урок, по окончании которого я предложу тебе несколько структур защиты от воздействия твоих нападающих. Итак, проговориться в чувствах или мыслях своих, пожалуй, это мною сказано весьма кстати. Тебе, Юра, как можно быстрее необходимо научиться выходить в Астрал, но прежде тебе надо уяснить такое понятие, как "свобода прикосновения", но не только узнать его основы, а свободно в случаях необходимости владеть им. Не отчаивайся, это не трудно, все придет с практикой. Прежде всего "свобода прикосновения" не должна тобою восприниматься так ограниченно, как только свобода прикосновений только на физическом плане, идущая свобода движений твоего физического тела и свобода его ощущений. В Астрале, сама суть Астрала, как прежде всего мира твоих желаний, образов и чувств, есть "свобода прикосновений": ощущения, чувства, помыслы, вся эта совокупная человеческая гамма доступна беспреде-льно по первому движению души. Приблизительно к этому необходимо будет подобное состояние и на физическом плане. Одно из отличий Мага от профанов заключается в том, что Маг всегда строго обязателен в словах своих и делах, как и в помыслах, чувствах и ощущениях. Если что-то задумал Маг, то он ни в коем случае не оставляет течение своей мысли, ибо ни одна мысль не может возникнуть у него без его ведома, потому что Маг живет только в настоящем моменте, и все случайные мысли всегда прошедши или будущны. Ты должен приблизиться к совершенству Мага.