Костя Костромин весело прищурил глаз:

– Военный совет?

А разве скроешься от них? Всё они знают, что в школе происходит.

Ребят к Каштановым пришло много, человек пятнадцать. Они сразу заполнили обе комнаты и кухню. Елена Васильевна подвела "морячка" Пашу Медведева к проигрывателю, показала пластинки, и вот в доме на полную мощь гремела музыка, и все танцевали, сидели по углам парами или вертелись вокруг Алексея Алексеевича - с ним любили разговаривать.

– Взрослый только рот откроет, - говорил Костя Костромин, - а я уже знаю, дело он собирается говорить или не дело. Если дело - то пожалуйста, а если не дело, то...

– Так ведь и все люди так, Костя, - улыбнулся Каштанов.
– И все люди различают дело и не дело и относятся соответственно.

Галя Полетаева, танцуя с донжуаном Сашей Медведевым, спрашивала: зачем же их все-таки позвали сюда?

– Чтобы мы сегодня могли с тобой потанцевать, - со значением отвечал Саша и наклонял голову так, чтобы кудри его касались Галиной щеки.
– Ты очень красивая...

И лицо у тебя такое...

– Какое?

– Продолговатое, - только и смог придумать Саша.
– Ты, наверно, очень страстная!

Вот нахал!

– Ну что ты за человек, Саш? Правильно про тебя Елена Васильевна говорит: Дон-Жуан!

Но Саша, довольный произведенным эффектом, стал уверять Галю, что он не врет, что он всегда говорит только правду, что он давно заметил, какие у Гали глаза, и что в доказательство своей искренности он готов землю есть, - с этими словами Саша схватил с окна горшочек с цветком и отколупнул щепотку земли.

– Фокина здесь нет, он бы тебе показал, - вставила Наташа Лаптева групорг и культорг, человек очень строгих нравов.

– А что Фокин? Что Фокин?
– возмутилась Галя.
– У нас с Фокиным уже всё!

Каштановы теперь сидели в углу, рядышком, одни, потому что Костя, перехватив взгляд Елены Васильевны, понимающе кивнул головой и незаметно увел от Каштанова ребят.

– Так что, Елена Васильевна, - спросил Каштанов, - так что? Зачем же ты устроила эти посиделки? Начинай!

– А я не таюсь, у меня все открыто. Вот ты посмотри на них, посмотри внимательно, посмотри моими глазами, а потом уж отказывайся. Собери хоть сто взрослых, какую хочешь компанию - разве будут у всех подряд такие прекрасные лица?

– И такие хриплые, грубые голоса...

– А ты сам-то кто? Алешка-голубятник... Подумаешь, институт кончил... У тебя мама учительница, вот и кончил...

А они? С ними что будет?
– говорила Елена Васильевна, не глядя на мужа.
– Игорь! Сапрыкин!
– позвала она.
– Прости за несвоевременный вопрос, но скажи: почему ты вечно с уроков уходишь?

– А чего ухожу? Чего ухожу? Я просто не прихожу на них!

– Ну вот не любим мы всю эту учебу, - подхватил Игорев друг Сережа Лазарев.
– Не любим! Говорят, говорят, и пишут, и читают, и льстят, и ругают...

– Вызывают, двойки ставят, - в тон ему продолжал Костя Костромин. Авторитет в глазах девушек ущемляют, правда?

– Вот правда!
– горячо поддержал Костю Саша Медведев, Дон-Жуан.
– Вот почему всегда гуляют с девушками из другой школы, а не из своей? Не задумывались? Не задумывались?

– Нет, - сказал Каштанов серьезно, - над этой проблемой я не думал. Так почему же?

– А потому что авторитет двойками не подорван, вот почему!

– Да!
– сказал Костя Костромин.
– Вот именно!

А психика школьника очень чувствительна, правда, Саша?

Все рассмеялись, Костя обнял друзей и увел их от Каштановых.

В дверь позвонили, и на пороге появились еще два дружка - Володя Фокин и Роман Багаев. Каштанов подозвал Фокина, достал большую папку его акварелей и стал хвалить.

– Я, вообще-то, не очень понимаю, но мне нравится...

Особенно эта работа - избы, белесые столбы, разбитая дорога... И не в безвоздушном пространстве все, а в воздухе...

Воздух осенний чувствуется...

И тут Фокин показал себя, как потом говорила Елена Васильевна. Нет, он не нагрубил, не надерзил. Он крайне вежливо поклонился и попросил разрешения преподнести эту работу Алексею Алексеевичу.

Каштанов внимательно посмотрел на Фокина, словно никогда не видал его.

– Спасибо. А тебе не жаль с ней расставаться?

– Для вас - не жаль.

– Ты лучше бы сочинения не списывал, - в сердцах сказала Елена Васильевна.

– Между прочим, Елена Васильевна, я не списываю.

Я учу учебник. Или вы считаете, что в нашем советском учебнике не все правильно?
– с расстановкой, но нисколько не волнуясь, проговорил Фокин.