Не было у него еще опыта каяться на собраниях! Зря он про справочку, расчетом сразу запахло, а расчетливых никто не любит. В детстве жадных не любят, в юности - расчетливых. Каешься? Ну так и кайся искренне, до конца, а если расчет - то выходит, будто и не каешься...

Нет, Володя Фокин, этот номер не проходит.

– Что ты справкой тычешь?
– закричал Лапшин сразу.
– И без аттестата можно стать человеком!

Сережа Лазарев и Игорь Сапрыкин переглянулись. Они вообще не уважали все эти раскаяния. Старший брат Серексин так учил его: "Делай что хочешь, а потом получай что дают и не отказывайся".

Один за другим все стали говорить против Фокина, и даже уход Костромина теперь обернулся каким-то образом против Фокина.

– Столько проучились вместе, а теперь? Видишь, Полетаева, все из-за тебя!
– крикнула Сева.

– А я ему говорила - не смей! Говорила я тебе, Фокин, говорила? оправдывалась Галя.

Теперь даже и в ее глазах Фокин был виноват!

Ох и трудно, дети, правильно вести себя на собрании, если разбирают не кого-нибудь, а тебя!

– Нет, так нельзя, нельзя!
– Аня выбежала вперед, стала рядом с председателем Логиновым, раскрасневшись.
– Мы же знаем Володю, он не обладает силой воли!

Если его исключить, он не выдержит, будет пить, гулять, и ничего из него не выйдет. А кто отвечать за него будет?

Кто?

– Может, мы все гордиться будем, что с ним вместе учились, - продолжал борьбу за друга Роман Багаев, - и что же про нас скажут? Что мы его выгнали? Помешали ему кончить школу?

– Не мы ему помешали, он сам себе помешал, - сказал Миша.
– А что касается будущего и потомков, - продолжал он, - так пусть думают о нас что хотят. Зачем нам перед потомками казаться лучше, чем мы есть? Заискивать перед потомками?

– Исключить, - отрезал Лапшин.

– Опять? Опять?
– закричала Галя Полетаева.
– Он же за меня заступился! Он единственный благородный человек в классе - и его исключить? Он самый талантливый в классе - и его исключить?

– Он убийца!
– крикнул Лапшин.
– Исключить!

Сцена приобрела драматический характер, который усилился тем, что Галя Полетаева положила голову на стол и начала громко, навзрыд рыдать.

Но такая уж, видно, судьба была у Володи Фокина в этот вечер: все шло ему во вред, и Галино рыдание в тишине еще больше настроило всех против Фокина. Рыдание это эффектное очень не понравилось Клаве Керунде и ее "колхозу". Притворство!

– Мнения определились, - холодно сказал Миша Логинов, председатель. Приступим к голосованию.

* * *

И все-таки Елена Васильевна не выдержала и, когда уже стало темнеть, бросилась из учительской на третий этаж, где шло собрание. Каштанов - за ней, и оба остановились в коридоре, потому что дверь кабинета литературы распахнулась: вышли Фокин, Роман, за ними остальные.

Так они и встретились, Каштановы и их класс, как чужие. За эти три часа девятиклассники совсем забыли про своих учителей, будто их и не было вовсе. Каштанова сразу это заметила: чужие! Нет, нельзя было оставлять их одних, нельзя детей одних оставлять, особенно когда несчастье.

Ничем бы она им не помешала, но не было бы сейчас этой серой пелены на лицах. И почему заплакано лицо у Гали Полетаевой? И где Костя Костромин? Ушел? Что с Леней Лапшиным случилось, почему он чуть не бегом побежал от них?

Фокин шагнул навстречу:

– Если вас интересует, могу сообщить: предложено удалиться из комсомола... Так сказать, выйти вон...
– Он слегка поклонился и прошел между расступившимися Каштановыми.

– Исключили?
– переспросил Алексей Алексеевич.

– Вы правильно поняли, - насмешливо сказал Роман и пошел за Фокиным.

– Всю жизнь искалечили человеку!
– выкрикнула Галя Полетаева.

Каштанов поджал губы, спокойно посмотрел ребятам в глаза и позвал Фокина:

– Подойди на минутку. А что бы ты хотел, Володя?

Чтобы тебя простили? Оказали тебе милость? Чтобы ты сейчас пожимал всем руки и говорил "спасибо"?

– Это всё слова, Алексей Алексеевич.
– Фокин смотрел на Каштанова пристально.
– Но между прочим, мамаша Медведева в милицию подает.

– Если будет суд, то я твоим защитником выступать не стану.

– А я пока что не нанимал вас в защитники, - ответил Фокин.

Елена Васильевна внутренне ахнула. Что он делает, Алеша, он навсегда испортит ее отношения с классом!

– Я могу сообщить тебе нечто более грустное, - спокойно продолжал Каштанов, не обращая внимания на Фокина.
– Тебя будут исключать отовсюду и из института, и из Союза художников, если примут когда-нибудь, отовсюду.

– Это почему же?

– За талант тебя будут всюду принимать, а за человеческие качества исключать.