И главное, все, все подряд, все, как один!

Аня Пугачева: "Хорошая ли я дочь? Критиковать себя не хочется, а хвалить - тем более неудобно. Да и кто в наши дни хвалит себя? Я раньше была такой грубой, бессердечной девчонкой, сейчас так стыдно! Сейчас я все стараюсь сделать, чтобы маме было лучше, чем мне".

Лида Горюпова: "У меня очень много слабостей. Вопервых, я люблю сгущенное молоко. Во-вторых, я люблю командовать младшими сестрами, а они меня не слушаются. В-третьих, я люблю, чтобы в доме было чисто, но если я возьмусь за дело, то в редких случаях довожу его до конца. Я знаю, что с вредными слабостями надо бороться, но лень".

Света Богомолова: "Во всем виновата я одна! И вот сейчас, когда нам дали посмотреть на свое отношение к родителям со стороны, я увидела себя в незавидном положении.

Я сказала себе: "Как ни изворачивайся, ты плохая дочь..."

Ох, оказывается, как я все прекрасно понимаю! Надо перестраивать свою жизнь..."

А Саша Медведев настолько все прекрасно' понимает, что действительно стихами написал!

Стихи у него получились такие:

Мне бабуся изготовит

Завтрак или там обед

И стоит, уныло смотрит,

Как внучонок плохо ест.

Может, рад за хлебом сбегать,

Рад-то рад, да не дают.

Отдохнешь, пальто наденешь,

Глядь, а хлеб уже несут.

Пошло все выходит, дрябло,

Не поэзия, а швах...

Не хочу, чтоб было вяло

В окружающих ушах!

С тетрадкой Медведева Елена Васильевна побежала к мужу в комнату: "Посмотри, что за прелесть! "Не хочу, чтоб было вяло в окружающих ушах!"

Они долго смеялись и говорили о тем, что не такие уж и темненькие у них ребята. Каштанов спросил, что написала Клава Киреева. Каштанова нашла тетрадь Клавы и буквально оторопела, когда прочла мужу вслух:

"Да, я очень резкая и несдержанная, н иногда ("Иногда!" - подчеркнула Елена Васильевна) я все-таки огорчаю свою маму. Но я стараюсь изменить характер в лучшую сторону".

Алексей Алексеевич упрекнул жену: зачем давать такие сочинения? Зачем заставлять писать ке то, что они думают?

– Я?! Я заставляю писать не то, что думают?

– Конечно. Вот Клава и написала тебе...

– Трудная девочка, неискренняя, хитрая!

– Да? А по-моему, она молодец. Ты хотела бы, чтобы она жаловалась тебе на родную мать? Это понравилось бы тебе больше? И нечего давать им такие сочинения, нечего лезть им в душу!

Вот и у них в доме назревал скандал! Елена Васильевна тихим голосом попросила мужа выбирать выражения, ко Алексей Алексеевич не только не извинился, а вдобавок прошелся насчет привычки словесников давать сочинения типа "За что я люблю Маяковского". А может, ученик и не любит его вовсе?

– Так и напиши: "Не люблю!"

– "Так и напиши"... Напиши, - а потом полгода объясняйся с тобой!

Каштанова ничего не ответила. Может быть, Алексей прав? Она долго думала об этом и решила, что все-таки права она. Ну и пусть Клава Киреева писала неискренне, пусть! Но в ту минуту, когда она писала, она и вправду немножко верила, что станет лучше... Каштанова сказала об этом мужу, тот ответил:

– Даже если и так, то это ведь на одно мгновение!

– А разве мгновение ничего не стоит?
– произнесла Елена Васильевна фразу, которая потом много раз звучала в их доме, потому что Каштанов сразу повторил ее, потом повторял на многие лады, потом встал, волнуясь, и забегал по комнате.

– Алена, - сказал он, - Алена, ты сама-то хоть понимаешь, что ты сейчас изобрела?

– А что?
– спросила Каштанова испуганно.
– Я опять не права?

– Ты права, права, права, тысячу раз права! Ты и представить себе не можешь, как ты права! Ты нашла вез то, чего мне не хватало, о чем я день и ночь думаю.

– Не знаю, чего там я нашла...

А Тамара Петровна все больше и больше тревожилась из-за дочери.

Она всматривалась в Клаву, вслушивалась в ее голос, так легко переходивший в визг, вглядывалась в ненавидящие глаза и старалась понять: откуда взялся в ее доме этот совершенно чужой человек?

Уже давно Тамара Петровна постоянно слышала внутренний укоряющий голос или, вернее, голос возможного укора со стороны знакомых или незнакомых ей людей:

"Что же вы за дочерью плохо смотрели, Тамара Петровна?"

Она отвечала этому голосу: "Я за ней смотрела! Я ей ничего не спускала! Я всюду ходила - ив школу, и всюду! Я не виновата!" - и вновь набрасывалась она на Клаву, чтобы не быть ни перед кем виноватой, не чувствовать себя виноватой, чтобы нашлось у нее оправдание, если когда-нибудь внутренний, тайный голос превратится в явный, реальный например, в голос прокурора или судьи...