–  Ну?!
– спросил он с надеждой, когда отец Марк снял свой башлык.

–  Вы хотите спросить меня, не придумал ли я, как помочь, сын мой?

–  Конечно! Именно! А вы так говорите, как будто... Вы совершенно спокойны?!

–  Хотя бы один из нас должен сохранять равновесие духа, во имя достижения цели.

–  Хорошо, хорошо. Я согласился вам ввериться и готов слушаться впредь.

Отец Марк огляделся.

–  Где тут у вас можно писать?

–  Вот стол, вот, - юноша кинулся в угол большой комнаты со сводчатым потолком и плетеными решетками на окнах. Там в углу действительно стоял небольшой стол изящной византийской работы. На нем высилась большая, толщиной в руку свеча в дорогом, заплывшем воском, подсвечнике. Шевалье присоединил к первой свече другую, с подоконника.

–  Теперь будет посветлее. Садитесь, святой отец, садитесь, пишите.

Отец Марк покачал головой.

–  Писать придется вам.

–  Мне? Писать?!

–  Да.

Руки юноши тряслись, в глазах было удивление и ужас. Совсем уж он не думал, что ему придется сегодня вечером этим заниматься, совсем.

–  Ну, писать, так писать. Только у меня нет, кажется, чернил, - де Труа кинулся к сундуку, стоявшему у двери. Откинул выпуклую крышку, достал квадратную бронзовую чернильницу.

–  Нет, представьте, есть.

–  Захватите и перья.

Юноша достал из сундука целую связку больших, великолепно очиненных перьев.

–  Садитесь, садитесь сюда, к столу, - отец Марк придвинул к освещенному столу грубый табурет.

Де Труа уселся, распрямил перед собой лист пергамента, повернул голову к стоящему за спиной духовнику.

–  Я не писал Розамунде уже два дня.

Отец Марк положил ему руку на плечо.

–  Вы и сейчас будете писать не ей.

–  Святой отец...

–  Покажите мне сначала извещение орденского капитула, где оно у вас?

–  Ах, да, - юноша вскочил с места и снова кинулся к своему сундуку.

От его решительных передвижений пламя свечи дергалось как сумасшедшее, по стенам плясали тени.

–  Вот оно.

Отец Марк быстро пробежал текст. Внизу красовалась киноварного цвета печать с отчетливо видимым рисунком - два всадника на одном коне.

–  Прекрасно, пока отложите этот документ. Он не понадобится вам.

–  Уже отложил.

–  Вы еще говорили о деньгах. Могу поклясться священными мощами св. Никодима, вы так и не удосужились проверить, сколько именно вам прислано. Таковы все истинно влюбленные.

У шевалье де Труа был обалдевший вид. Рот исказился в неуверенной улыбке.

–  Вы правы, святой отец. Так вы думаете нужно э-э, пересчитать?

–  Это займет, думаю, немного времени. Нам же надо знать, какие средства у нас в запасе. Деньги могут сыграть немаловажную роль в задуманной мною комбинации.

–  А-а, - в глазах юноши блеснуло понимание. Он подбежал к своему ложу и, сорвав голову с одной из прикроватных статуй, заглянул внутрь.

–  Они здесь.

–  Прекрасно.

–  Пересчитать легко, здесь четыре кошеля, в каждом по две тысячи флоринов. С печатью марсельского банковского дома.

–  Слава богу. Тогда мы не будем отвлекаться от основного дела. Садитесь к столу.

Юноша передвигался по комнате, повинуясь любой команде говорившего, он был даже рад тому, что над ним воцарилась чужая воля и он избавлен от необходимости принимать какие бы то ни было решения. Он был счастлив, ибо был убежден, что находится на пути к спасению.

Усевшись снова на табурет, он заново расправил лист, придавил один его край тяжелой чернильницей, вытащил одно перо из связки.

Отец Марк осторожно отогнул полу кафтана и достал из-за пояса только что купленный кинжал. Де Труа резко обернулся к нему и увидел блеснувшее лезвие. Отец Марк опередил его вопрос.

–  Дайте мне ваше перо, сын мой, его надо как следует очинить.

Через несколько мгновений перо снова было в руках рыцаря.

–  Что же мне писать.

–  Там знают вашу руку?

–  Вероятно. Я несколько раз отправлял им разные послания, раза три-четыре.

–  Понятно, - отец Марк острием кинжала почесал переносицу.

–  Первый пункт моего плана состоит в том, чтобы отложить ваш отъезд в Иерусалим. Согласитесь, трудно воссоединиться с возлюбленной покидая ее.

–  Каким образом мне это сделать? Не уехать?

–  Для этого вы и сели за этот стол. Пишите, что поражены тяжелой лихорадкой, покрывшей нарывами все ваше тело, в силу этого вы не можете двинуться с места без риска, смертельного риска для вашей жизни. Чувствуя же свою вину за нарушение планов капитула, высокого капитула столь достославного ордена, вы считаете своим долгом увеличить вступительный взнос - сколько они с вас требовали?