–  Не сомневаюсь, - отвечал я Гвидо, радуясь тому, что, видать, и вправду обрел наконец себе верного приятеля.
– Только ответьте мне начистоту. Мнится мне, что тут досталось всем, но только - не муженьку вашей прелестной сестрички. Куда же подевался этот храбрец?

При этих моих словах Гвидо расплылся в улыбке.

–  Мессер!
– весело развел он руки.
– Уж этот чудак и вовсе не представляет для вас никакой опасности. Мы с ним, как бы вам сказать, единосущны и нераздельны.

И он захохотал, одновременно поохивая и постанывая и хватаясь то за один бок, то за другой. Признаться, такой несусветной ереси, заслуживавшей отдельной исповеди и покаяния, я и сам несказанно обрадовался.

–  Вот как! Так, значит, я наподдал собственной тени, приняв ее за еще одного гневного рыцаря Прекрасной Дамы, - поддержал я шутку Гвидо.

–  Мессер, теперь как раз приходит черед Дамы, - с хитринкой проговорил Гвидо, растирая слезы и еще не высохшие потеки крови.
– Очень прошу вас, сделайте милость, подите к ней сами, а то она теперь очень стесняется. Если вы не простите ее, то девица сегодня же сляжет, а назавтра испустит дух. Уж поверьте мне, так оно и случится.

Итак я получил себе верного вассала, однако собственные кости и мышцы вдруг изменили мне. Не столь крепкими, как раньше, шагами я поднялся по лестнице, а когда, затаив дыхание, ступил в заветную комнату, то и вовсе запнулся за едва приметный порог.

Фьямметта сидела на постели, не шевелясь и закрыв лицо руками.

–  Это вы, мессер?
– тихо спросила она, не отрывая ладоней от глаз

–  Я, - ответил "мессер" с тяжким вздохом.

–  Прошу вас, не смотрите на меня, - прошептала она еще тише, - а то совсем сгорю от стыда.

–  Не бойтесь пожара, сударыня, - ответил я ей, немного осмелев.
– Я постараюсь погасить пламя.

Она опустила руки, и я увидел, что глаза ее полны слез, самых искренних и настоящих.

–  Я очень-очень дурно поступила с вами, мессер, - проговорила она, давясь рыданиями.
– Простите меня. Я пойду к исповеди и попрошу у священника самую суровую епитимью.

–  Поберегите свой цветущий вид, сударыня, - сказал я.
– И не забывайте, что я первый, кто должен попросить у вас прощения за свою гнусную выходку. Мой грех хуже вашего. Я теперь богат, а позволил себе поддаться искушению лукавого и пойти на такую подлую и унизительную для вашей чести месть. Простите меня, сударыня!

И я припал перед ней на колено.

–  О, как вы благородны, мессер!
– простонала красавица и едва не повалилась без чувств на подушки.
– Поверьте, мы с братом заслужили именно такой мести. Нас нужно было проучить как раз таким образом. Так вы больше не сердитесь на меня, мессер?

–  Буря давно прошла, сударыня, - вздохнул я, любуясь ее устыдившейся грехов красотой.

Фьямметта же, посмотрев на меня из-под ресниц, вдруг опять разрыдалась.

–  Я же говорю вам, сударыня, что буря давно миновала, - подойдя к ней и с трепетом взяв ее теплую руку, настойчиво повторил сын магрибского эмира. Мы с вашим доблестным Гвидо уже едва не побратались до гробовой крышки.

Слезы брызнули из глаз красавицы еще сильней, и я потерял всякое понятие, как же мне унять этот потоп, еще не успев погасить вселенское пламя ее стыда.

–  Как же мне вас успокоить, сударыня?
– так простодушно и спросил я.

Фьямметта отняла у меня свою руку и, глядя в сторону, горестно вздохнула.

–  Вы такой благородный человек, мессер, каких я никогда в своей жизни и не встречала, - проговорила она, крепясь и никак не желая оборачиваться. Вот если бы такой благородный человек, как вы, взял бы меня в жены, то я бы всю жизнь была ему верна, как Бавкида своему Филемону... А отчего это у вас, мессер, такой странный взгляд?
– тут же изумилась она, как только вновь обратила ко мне свое прелестное личико. Вид мой и вправду мог показаться не только странным, но и, прямо говоря, придурковатым. Даже родившись заново на дне пустого колодца, я оказался не столь растерян, как теперь, в эти мгновения.

–  Разве я вам не нравлюсь, мессер?
– довершала свой победоносный поход Фьямметта.
– Разве не хороша собой?

–  Столь прелестных собою дев, как вы, сударыня, я и не встречал в своей жизни, - пролепетал наконец бывший сарацин.

–  Что я говорю!
– кокетливо прищурилась Фьямметта, и слезы ее стали быстро высыхать, вроде росы под жаркими лучами солнца.
– Да, мессер, приданым я похвалиться не смею. Зато моим приданым станет моя преданность вашей милости и моя любовь. К тому же в моих жилах течет благородная кровь древнего рода Буондельвенто, и по этой части не сомневаюсь, что я вам ровня.

–  Может статься, напротив, как раз я и окажусь той ложкой худородной кислятины, что испортит древнее и славное вино, - переведя дух, открылся я этой чаровнице.

–  Вот и чудесно!
– всплеснула руками Фьямметта.
– Тогда мы и вовсе квиты. За чем же стало дело, мессер?

Я молчал, потупив взор.

–  Может быть, ваше сердце уже несвободно?!
– услышал я задрожавший от гнева и муки голосок.
– Может быть, вы уже дали обещание какой-нибудь красотке?!

Я продолжал молчать, не в силах выдавить из себя ни слова.